меня и накроет своим плащом. И тогда глухая черная пустота станет мной, словно огненная вспышка она взорвется во мне и холодной сверкающей сталью войдет в меня, но во все, абсолютно во все тело сразу.
Ночь вокруг. Женщина обнимала меня. Я лежал в темноте и боялся смерти.
– Ты откажешься? – спросила Леночка.
Я молчал, боясь пошевелиться, боясь произнести хоть слово.
– Откажешься? – Леночка подняла голову и смотрела на меня.
Я молчал.
– Ты ведь не станешь делать это? – настойчиво спрашивала она. – Да?
– Н-не знаю… наверно, – проговорил я и закрыл глаза.
Следующее утро было утром субботнего дня. Леночке не нужно было ехать на работу так рано, как обычно. Мы полежали немного, не желая вылезать из-под теплого одеяла, а потом встали.
Тяжесть в душе. Я чувствовал, как тяжелая пустота заполняет меня. Вчерашние мысли о смерти поселили во мне страх, было неуютно жить с этим чувством. Холодная зажатость утра лишь усиливала его. Я был подавлен, напуган и смят. Ничего не хотелось, тошно и страшно было присутствовать в мире, быть кем-то. Я чувствовал, как уязвим, беспомощен, нелеп. Страх заполнял меня. Страх был утренним светом вокруг.
Леночка на кухне готовила завтрак, я стоял в комнате, глядя в окно. Серая улица передо мной. Я думал, что действительно, зачем мне все это? И вдруг поймал себя на том, что этот вопрос относится как к опытам Сергея Степановича, так и к серой улице за окном. Я смотрел на чахлые деревья, глыбы домов. Безликие прохожие спешили по своим делам. «Нужно решать, – думал я, – нужно делать какой-то выбор». Именно сейчас, пока еще есть время, я должен принять решение и выбрать между Сергеем Степановичем и этой серой улицей. Но нет. Я был не способен решиться на что-либо. Все казалось пустым, глупым, я не знал, что делать, находясь в зажатости утра, подавленный страхом.
Но когда Леночка крикнула, чтобы я шел завтракать, по дороге на кухню я вдруг понял, что не хочу умирать, не хочу больше играть в эти игры со смертью. Хватит, нужно остановить это. «Да, надо отказаться, – думал я, сидя за столом. – Или хотя бы отложить, чтобы собраться с мыслями, подготовиться по-настоящему». Я жевал яичницу, мрачно глядя перед собой, и хотел отказаться.
Потом мы поехали в больницу. Когда входили в кабинет, Сергей Степанович уже был там. Увидев нас вместе, он посмотрел как-то странно, но потом опустил глаза и не стал ничего говорить, даже забыл поздороваться.
– Добрый день, – сказал я ему.
– Здравствуйте, – нарочито равнодушно ответил он, – проходите.
– Здрасте, – бросила ему Леночка и прошмыгнула за черную занавеску. Потом вышла оттуда в халате.
– Что ж, – смирившись с очевидным фактом и, собственно, не имея причин для возражений, уже спокойным тоном сказал Сергей Степанович, – сегодня последний день перед операцией. Я надеюсь, вы готовы?
– Да… – протянул я, – вообще-то….
Я хотел
