зрительного контакта с королем, девушка вручила зверька прямо в руки Марголиса и поспешно вышла из комнаты.
– Разве она не прелесть? Просто вечно урчащий комочек. – Дирк сел в кресло. – Я знал, что вы оцените. Не так много зеленоглазых котят с таким окрасом осталось, кстати. В какой-то момент они вышли из моды, их перестали разводить, но всего год назад эти чудаки вдруг осознали, что для услады их глаз не хватает пушистого мяукающего четвероногого именно с таким цветом шерсти и глаз. Пока не успели пустить, как говорится, в массовое производство, так что вы счастливчик. И я не хочу вытягивать из вас благодарность, но буду рад ее…
– Сколько? – сглотнул ком в горле Александр.
– Что – сколько? – спросил Дирк, не поднимая головы.
– Сколько она стоит?
Дирк медленно поднял на него насмешливый взгляд, и по телу Александра пробежала волна мурашек.
– Вы хотите выкупить свой подарок, я правильно понимаю? – спросил он голосом напряженным, как натянутая струна, но удивительным образом не лишенным такой простоты, что услышь Дирка кто-то посторонний, не знающий суть беседы, не понял бы никакого тайного смысла.
Александр же уловил его отчетливо. Отчего-то ему вспомнились разговоры с отцом, каждый из которых был непредсказуемым и тревожным. Любое неосторожное слово – скандал и шквал угроз.
– Именно так, – вымолвил он с трудом.
Дирк походил на затаившегося зверя, подумывающего, как ему поступить со своей жертвой. Он вытянул лицо и изобразил удивление.
– Обидно вообще-то. – Марголис опустил котенка на пол. – Никогда мне еще не предлагали деньги за мои же подарки.
– Меня с вами ничего не связывает, – постарался сгладить свой ответ Александр. – И такие дорогие подарки неуместны.
– О, молю, давайте без притворств, – махнул рукой Дирк. – Когда вы нервничаете, у вас это плохо получается. Так и скажите, что я вам крайне неприятен после нашей, хочу напомнить, крайне выгодной для вас сделки. И для меня все еще остается загадкой, почему. Нет, я понимаю, что в конституции вашего воспитания не прописана продажа своего тела даже ради правого дела. Для вас это аморально, и видеть меня – человека, щедро заплатившего вам, тяжело, потому что в уме вы считаете меня насильником. Ведь так?
Александр чувствовал, как его начинает трясти.
– Не понимаю я другого. – Дирк встал и обошел кресло. – Как пятьдесят миллионов не смогли усыпить вашу порядочность? Сколько же я должен заплатить, чтобы вы обо всем забыли?
– Мне не нужны деньги. Я просто хочу… Просто…
Дирк облокотился о спинку кресла, вытащил сигару из своего кривого рта и заговорил монотонным голосом:
– Ну же. Скажите это наконец. Не могу же я вечно читать ваши мысли. Имейте смелость наконец сказать, что вы ненавидите меня. Что я вам страшно противен. Что даже стоять рядом со мной для вас – нестерпимая пытка, и вы скорее предпочли бы ей сеанс очищения от Ордена. Что после меня вы не можете прийти в себя. Что чувствуете себя предателем и изменщиком. Что слезы
