мной проплывают звезды, луны, планеты. Осколки тысяч тарелок. Наверное, у меня инсульт, аневризма, сердечный приступ. Тягостное ощущение замедленного времени. Мое сознание как будто переступает через очередной рубеж. Слух затуманивается. Лицо пылает.
– Что за черт? – сначала удивляется Аарон, потом что-то похожее бормочет Ро.
Я с трудом слышу их слова. Мне вдруг становится трудно сосредоточиться. Я смотрю на них, их глаза заплывают молочным туманом.
– Я ничего не вижу, – говорит Ро. – Мэйв? Почему я ничего не вижу?
Глаза их теперь похожи на опалы, на заполненные белым дымом шарики, на блюдца с кремом. На них страшно смотреть, у них такие странные, совершенно неправильные лица. Мне кажется, что я нахожусь во сне – во сне, где жизнь такая же, как и наяву, за исключением одной ужасной, шокирующей детали.
Они простирают руки, пытаясь нащупать что-то, и я делаю шаг назад. Страх во мне берет верх над всем. Даже над любовью. Даже над дружбой.
– Я… я не знаю.
Потом я собираюсь с силами и пытаюсь прийти в себя. Беру Ро за руку.
– Не волнуйся, я здесь.
Он благодарно сжимает руку в ответ. Я тянусь к Аарону, хватаю его за плечо.
– Ты как?
– Я… я не…
Дрожь прекращается. По крайней мере, хоть какое-то облегчение. Строительные леса сломались, но дом, к счастью, уцелел.
Я стараюсь говорить спокойным, уверенным и авторитетным тоном.
– Послушайте. Я не знаю, что происходит, но мы это исправим, понятно?
Луна затягивается облаками, начинает накрапывать дождь. Капли рассеянные, холодные, легкие.
– О… вроде прошло, – внезапно говорит Аарон, моргая глазами, в которые вернулась прежняя синева.
Ро, похоже, тоже обрел зрение. Правда, подводка размазана, и глазницы похожи на большие тени.
– Да… Было как-то… не очень.
По крайней мере, они перестали ссориться. Теперь они партнеры по пережитому. Они продолжают осматриваться, переводя взгляд с одного на другое, как впервые открывшие глаза котята. Ро и Аарон были слепы всего минуту, но вряд ли они забудут об этом в ближайшее время.
– Может, она защищала себя, – предполагаю я, глядя на дом. – А может, это я защищала ее. Ну, понимаете, сенситивность и все дела?
– Килбегский сенситив защищает колодец Килбега, – высказывает Аарон, охлопывая себя от пыли. – А что, имеет смысл.
– Пожалуй, – чуть смущенно соглашается с ним Ро.
Некоторое время мы молчим и вместе смотрим на старое здание.
– В Библии немало описаний слепоты, – бормочет Аарон. – Взять для примера Савла.
– Что с ним было?
– Он преследовал Христа, потом был ослеплен на три дня, а затем прозрел.
– А что потом? – спрашиваю я. – Что случилось с Савлом в конце концов?
– Потом он стал апостолом Павлом.
– Еще и смена имени, – замечает
