прямо на пол – новые привычки въедались быстро, почти мгновенно. хмыкнул недоверчиво.
Неизвестный, чья размытая фигура еле угадывалась в темноте, недоверие уловил. Прищелкнул пальцами:
– К словам человека, который вытащил вас с каторги, я бы на вашем месте, прислушался.
– Я до сих пор не знаю цену.
Фигура в тени дернулась.
– Вы серьезно меня выручили. Хоть и не зная об этом. Считайте это благодарностью, пан Подолянский.
– Не Твардовский?[15]– По—простонародному цыкнул зубом Анджей. Старый приятель Яремчук оценил бы класс мастерства.
– Не ждите меня в грозовую ночь, Анджей, я не приду. Впрочем, не удивляйтесь, если некоторые вещи в вашей жизни будут меняться в лучшую сторону сами собой и без вашего ведома. Считайте, что это и есть цена…»
Пока что, такая сделка, что греха таить, прапорщика вполне устраивала.
******
За спиной что—то громко падало, рушилось, ломалось и ругалось. Изогнувшись, держась за высокую спинку, чтобы не упасть – опасное это занятие, истоптанный ковер под ногами падения не смягчит – Анджей повернулся.
Каштелян выбрасывал из здоровенного шкафа вещи со скоростью картечницы – от множества летящих предметов у Подолянского даже голова закружилась.
– Гыр на вас! – рявкнул оберландфебель. – Думали, у Вацлава голова дырявая?! Вацлав все помнит, все знает! Всех оденем, всех обуем…
И не оборачиваясь, каштелян скомандовал:
– Подъем, господин прапорщик, и комм цу мир нах[16]примерка!
Пошатываясь, Подолянский встал, неуверенно шагнул. Неведомая сила тут же повлекла его в стену. Прапорщик на ногах все—таки устоял, вцепившись в спинку кресла – аж пальцы побелели.
– Гыр на вас… – грустно повторил присказку Вацлав и, горько вздохнув, распахнул другой шкафчик, поменьше. – Сами пьют как кони который год, а молодого своей мерой угощают. Помрет он в корчах, кто службу нести будет?! На, хлебни, а то смотришься будто погань бледная, сиртя—подземник[17].
Анджей с подозрением уставился на врученную чарку, наполненную чем—то непонятным, черно—маслянистым.
– А… Это что?
– Вудку с двух рук жрал, не спрашивал, – пробурчал каштелян, – а тут кобенишься! Пей, паныч, отрава не сильнее вина.
Подолянский неловко перекрестился левой рукой, опрокинул в себя…
– Это что такое было, пан Вацлав? – Ошалело тряхнул головой Анджей через несколько минут.
– Что, хороша отрава? – Ухмыльнулся каштелян.
– Да уж… – голова была чиста и свежа, разве что где—то далеко гуляли колокольные отголоски выпитого, с каждым мигом становясь все тише и тише.
– Кордонный сбор за нумером девять! – Вацлав довольно выпятил грудь и подкрутил усы. Гордости в голосе каштеляна было – в Лабу перелей, из берегов выхлестнет, – вот этими вот руками собранный
