Андрюша, – поддержала ее мать, – у них же с этим мальчиком ничего не было, а ты, действительно, за это время очень дерганный стал – выборы эти и Настеньку похитили. Ты успокойся, не надо так близко к сердцу все воспринимать, – она погладила мужа по голове. – Не надо было тебе вообще во все эти выборы лезть – здоровей был бы. Все молодого из себя строишь, а ведь в твоем возрасте люди столько не мечутся – полеты, перелеты, Сибирь, Швейцария.
Андрей Пантелеймонович сильно расстроился – впервые жена сказала ему о его возрасте. Он даже на время забыл, зачем пришел в комнату дочери, и горестно пожаловался:
– Я ведь для тебя стараюсь, Инга, я хочу, чтобы ты все повидала, чтобы пожила нормальной жизнью.
Инга со вздохом качнула головой и откинула прядь волос со своего прекрасного лица.
– Я ничего не говорю, я как из школы за тебя вышла, так ты меня всем обеспечил. Я чего только с тобой не повидала – и рауты всякие, и путешествия, и самолет теперь персональный. У меня вот знакомая, Людка, есть – в детстве в одном дворе росли, – так она и в советское время с пяти утра бегала за колбасой да маслом в очередь, и сейчас от зарплаты до зарплаты. В отпуск на рынке подрабатывает – я на машине еду, а она мне навстречу по тротуару сумку на тележке тащит, надрывается. Нет, ты меня устроил, спасибо.
Настя, молча слушавшая мать, неожиданно спросила:
– А у нее муж есть – у этой твоей подруги?
– Муж пьет. Мальчишки у них были – двое. Старшего в девяносто третьем убили – когда Белый дом брали. Людка его, главное, не пускала, в дверях даже встала, а он вырвался – побежал. Шестнадцать лет было – как Настенька теперь. Гайдар тогда по телевизору выступил, всех взбаламутил на улицу выйти. Зачем ребят на улицу звали, если потом всех все равно танками подавили? Людке денег, конечно, за сына заплатили, так потом с тех денег и муж запил, и она сама выпивать начала. А младший у нее хороший был, он ей все тележки на рынок помогал катить. Сейчас из армии пришел, говорят, наркоманом стал.
Настя горячо обняла мать.
– Мамочка, почему ты мне раньше никогда ничего такого не рассказывала?
– Да я и рассказывать-то не умею – это так, к слову пришлось, – Инга грустно улыбнулась и погладила дочь по голове. – Отец у тебя знаменитый, так ты и то на него кричишь, а я что – я дура дурой. Ты же у нас умница, ты по телефону с подругами на иностранных языках разговариваешь, чтобы мать не поняла.
Настя вспыхнула.
– Что ты мама! Ты меня прости, мамочка, ты такая красивая, краше тебя нет никого на свете. Папа, – она повернулась к отцу, – ты меня тоже прости, я не хотела тебе нагрубить.
Он вздохнул и прижал к губам руку жены.
– Девочки мои родные! Я ведь все время стараюсь, чтобы вас ни пылинки не коснулось. Инга, любимая, ты только скажи, чем ты не довольна, почему у тебя такие грустные мысли появляются?
– Да всем я довольна, Андрюша, – однако из груди ее вновь вырвался тяжелый вздох, – мне бы, конечно, чтоб ты поменьше бегал
