то вы мой пленник; и если бы вы захотели сейчас выйти отсюда, то не могли бы, и потому решайтесь. Позовите мне ваших подмастерьев, которые будут вам нужны, и инструменты, какие нужно принести сюда.
Ювелир знал герцога, перед которым всякое возражение было бы бесполезно, и потому сейчас же решился.
– Вы позволите мне предупредить об этом жену, милорд? сказал он.
– О, вам будет позволено даже видеться с ней, любезный господин Орельи. Ваш плен будет приятен вам, будьте покойны, и как всякое беспокойство требует вознаграждения, то вот вам, сверх платы за работу, расписка в тысячу пистолей за то, чтобы вы забыли о скуке, которую я вам причиняю.
Д’Артаньян не мог опомниться от удивления, видя как свободно этот министр располагал людьми и миллионами.
Ювелир написал своей жене письмо со вложением расписки в тысячу пистолей и просил взамен ее прислать ему лучшего из своих подмастерьев, собрание бриллиантов, цену и названия которых он ей назначил, и необходимые для того инструменты по приложенному списку.
Бокингем отвел его в назначенную для него комнату, которая в полчаса превратилась в мастерскую.
Потом он поставил у всех дверей часовых, которым было приказано не впускать туда решительно никого, кроме Патриция. Само собою разумеется, что ювелиру Орельи и его подмастерью было решительно запрещено выходить под каким бы то ни было предлогом.
Устроив это дело, герцог обратился к д’Артаньяну и сказал:
– Теперь, молодой друг мой, вся Англия наша, чего же вы хотите? чего бы вы желали?
– Постель, сказал д’Артаньян, – потому что, признаюсь вам, в настоящую минуту она для меня всего нужнее.
Бокингем дал д’Артаньяну комнату, соседнюю со своею. Он хотел иметь молодого человека под рукою не потому, что не доверял ему, а для того, чтоб ему было с кем говорить беспрестанно о королеве.
Через час было публиковано в Лондоне приказание не выпускать из гаваней ни одного судна во Францию, даже и почтовых пакетботов.
По общему мнению, это было объявлением войны между двумя королевствами.
В назначенный день, в одиннадцать часов, два наконечника были готовы; они были до такой степени похожи на старые, что Бокингем не мог отличить их, и самые опытные знатоки могли бы в этом ошибиться.
Он велел сейчас же позвать д’Артаньяна.
– Посмотрите, сказал он, – вот наконечники, за которыми вы приехали; будьте свидетелем, что я сделал все, что во власти человека.
– Будьте покойны, милорд, я расскажу о всем что вижу, но ваша светлость отдадите мне их без шкатулки?
– Шкатулка затруднила бы вас. Впрочем она мне тем дороже, что только она и останется. Скажите, что я ее оставил у себя.
– Я исполню ваше поручение слово в слово, милорд.
– Теперь, сказал Бокингем, – пристально смотря на молодого человека, – скажите когда и чем могу я с вами расквитаться?
Д’Артаньян покраснел до глаз. Он видел, что герцог
