фляжку с плещущимися остатками бурой жидкости.
– Мигом налью, и айда дролится!
Сценарий пошел по ложному пути, как пишут драматурги. В кружку потекла вонючая жидкость. Даша с трудом представляла себе законы гостеприимства в параллельном мире, но «дролиться» с чумазым оборванцем, за дозу пойла – это увольте! Выигрывая время, она повернула к свету емкость. Коронационный стакан. Печать на эмали – триста лет правление дома Романовых. 1613 – 1913 год. В оплетенной вензелями рамке красовался первый российский император печально известной династии Алексей Михайлович, и с другой стороны Николай Второй, супруга венценосца Александра Федоровна. До того как познакомится с Лоренцом, она встречалась с парнем, работавшим а антикварном салоне. Ей нравилось рассматривать запыленные раритеты, расспрашивать о необычных предметах. Словно прикасаешься к страницам канувшей в небытие эпохи. Она видела такие стаканы в антикварном салоне на улице Некрасова. Местный эксперт рассказал, что дешевые сувениры раздавали простому люду в памятный юбилей. По гурту облупилась эмаль, чернели сколы. Девушка ощутила, как ухнуло и провались сердце, затем забилось часто, бестолково, тревожно. Знакомое каждому школяру благородное лицо, обрамленное бородкой и закрученными усами. Парадное обмундирование. На обороте стакана, в том месте, где золоченые цифры вплетаются в ажурный узор, автор ввел еще одного персонажа. Гладкий череп без единого волоска, такому черепу Брюс Уиллис позавидует. Мертвые глаза, в ухе серьга из белого металла. Изображение выполнено упрощенно, схематично, эмаль – не подходящий материал для детальной живописи, но у нее безукоризненное зрение. Руки незнакомца сложены на груди, художник изобразил краешек заостренного когтя на мизинце.
– Не томи, шалава! Пей и айда дролиться! – суетился Грек. – С кем – то придется дролится, потом все одно Булат тебя заберет!
Ничего не поменялось! Кто девушку поит, тот ее и танцует!
– Отвали! – грубо ответила Даша.
Она повернулась к Тихону.
– Красивый стакан! Откуда взяли?
– На куче нашли.
– Что такое куча?
– Там, в петровской слободе… – он неопределенно махнул рукой. – Такого добра много. Грошей не стоит.
– Спасибо, что не отдал Булату…
Простодушное лицо Тихона потемнело.
– Худой человек. Совсем худой! Он тебя у Груздя все одно отторгует. Падок до чумичек, говное рыло! – он сплюнул на пол, и покосился в сторону игроков.
– Трешка трефы! Пляши гузю, колченогий! – радостного гоготал Булат. Низенький толстяк юлил, заглядывая в лицо удачливого игрока.
– Я верну, Булатик, милость дому твоему! Ей – ей отдам! И гузю спляшу, как ты любишь!
Он неловко пританцовывал на месте, похожий на разъевшегося, жирного барсука. На низком лбу выступили горошины пота. Булат повернулся к женщине, и сделал неприличный жест.
– Груздь – ваш старшой?
В горле встал комом сухой
