коренная москвичка. Они когда между собой говорили, я заслушался – такая умная баба! Манеры, разговор, внешность – я понял сразу, моё!
Знаменский захмелел окончательно, теперь рассказ давался ему легко, слова лились из него полноводной рекой, но речь была связана, и слушать его Шатову было интересно.
– Но что я понял ещё, так это то, что с ней стандартный набор ужин-прогулка-кровать не пройдет. Все что я получил от неё, это заинтересованный взгляд, обещание помощи и консультации по предметам искусства, а ещё визитка, где даже не было её телефона, только адрес электронной почты.
– Стас, ты, конечно, не обижайся, но ты и искусство… Этот пазл у меня никак не складывается, – рассмеялся Шатов.
– Ты забываешь о деталях, – улыбаясь проговорил Знаменский, – у меня был её ящик, интернет и уйма свободного времени! Короче, я начал с ней переписываться. Я задавал ей глупые вопросы из школьной программы, она обстоятельно отвечала, я делился своими мыслями, она их развивала и оценивала. Через четыре месяца переписки мы знали друг о друге всё, видевшись лишь один раз в Гонконге. Я втрескался по уши по переписке и через год сделал ей предложение.
– Погоди, я должен это переварить! Поправь меня, если я что напутаю. Ты убежал от второй жены в Тайланд, затем поехал в Китай, познакомился с девушкой, переписывался с ней… эээ… полтора года и сделал ей предложение?!
– Всё чистая правда! – расхохотался Знаменский
– Ты прав, мы с тобой разные!
– Ну а я что тебе говорю!
– Хорошо, а развёлся-то зачем?
– Так мы и подходим постепенно к главной теме! Лиза-то моя строгих правил оказалась, до свадьбы – ни в какую! Ну, думаю, бриллиант попался, в наше время такое раз в жизни встречается, и то не у каждого.
Шатов задохнулся от хохота. Вдоволь насмеявшись, сказал:
– Прости, старик…
– Да пожалуйста! – добродушно ответил Стас. – Только зря смеялся, моя Лиза чиста оказалась, как слеза младенца! Как снег на горной вершине! Трудность в другом скрывалась… – он сделал паузу.
– Ну не томи.
– Ну… Во время этого… Ну сам понимаешь… Орала так, что стены тряслись. Мне в подъезд по утрам выходить стыдно было. И кусалась ещё так, что рубашку на пляже снять не мог… Ничего поделать с собой не могла.
– Во дела! – усмехнулся Марк.
– Мне после иной ночи не на работу, а в травмпункт ехать… То шею прокусит, то губа, как будто гопники отмудохали, то спина в клочья ногтями разодрана… А днём как ангел, шарфы мне вяжет, пироги печёт и рубашки наглаживает… Через полтора года совместной жизни перестала совсем собою заниматься, растолстела, обабилась, в платье я её стал видеть, только когда она на работу уходила, и знаешь, у меня дежавю появилось… Опять трикошка с носками шерстяными и сорочка ситцевая… как будто есть где-то магазин, специально для баб, которые замужем….
Знаменский залпом осушил стакан с соком.
