в огороде Булыгины, мать с дочерью, бросили работу и напрямик по вспаханному огороду шли к ним. Мать тоже увидела это и пробормотала тревожно:
– Чавой-та они? Пожар, чо ли? Горим!.. Мишк, – крикнула она, – выгляни во двор, не горим ли? Ох ты господи, царица небесная!
Громыхнула дверь, распахнулась, появились Настя с Шуркой, пожилые бабы. Обе разгоряченные чем-то, взволнованные. Вслед за ними кряхтя влез в избу дядя Ванька.
– Правда, Мишка? Ай нет? Показывай… – прямо с порога начал он.
– Чавой-та ты, а?
– Горбачева показывай!
Мать вертела головой, глядела то на брата, то на сына, то на сноху, которая достала из книжки фотокарточку и молча протянула дяде Ваньке. Он вытер руки о штаны, взял карточку и поднял к глазам. Его окружили бабы, тянулись глянуть на карточку, щурились.
– Он! – наконец выговорил дядя Ванька. – Пятно вижу… А Райка где?
– Какая Райка?
– Ну, баба его. Он ить без нее не бывает.
– Мы с Раисой Максимовной во-он там стоим, – указала Маняня пальцем за фотокарточку. – Видишь, и Михал Сергеич и Миша на нас смотрят…
– Тезки, – засмеялся, глянул на Мишку дядя Ванька. – А чаво ж вы не встали рядом, не сфотографировались? – повернулся он к Маняне.
– Нас тоже фотографировали, – небрежно кинула Маняня. – Мы с ней с иностранцами были. Скоро фотки пришлют. А это моментальная, щелкнули и тут же дали две штуки. Одну Михал Сергеич на память взял…
– Ну, Мишк, ну ты дал. Об чем же ты с ним разговаривал?
– Между прочим, – сказала Маняня, – он Мишу все время Михал Игнатичем величал…
– Гляди, Саньк, – обернулся дядя Ванька к сестре и засмеялся, – сноха твоя какая культурная стала, не говорит – чиликает.
А народ между тем заполнял избу, все шумнее становилось, уже и не слышали друг друга. Стояли кучками и возле избы рассказывали вновь подходившим, как Михал Игнатич с Михал Сергеичем по Кремлю разгуливали. Сергей Антошкин их свел, и они полтора часа беседовали о масловских делах. Михал Сергеич наставления делал Михал Игнатичу, тезкой называл.
– А кто такой Михал Игнатич? – спрашивали вновь подошедшие. – Артоня, что ли?
– Какой он тебе Артоня – Михал Игнатич! – осаживали свежего человека и с опаской оглядывались на окна избы, где видно было, как собирают на стол.
Из избы вылетел с большой сумкой в руке Денис Есиков, пятнадцатилетний подросток, подхватил велосипед и запрыгнул в седло.
– Ты куда? – крикнули ему.
– В магазин, за водкой!
– Гожо! – крякнули мужики. – Верно поступает Михал Игнатич.
Места всем за столом не хватило, да и не рвались в избу мужики. На улице солнце, травка мягкая, пахучая, ветерок теплый. Вынесли московской колбасы, кинули на газетку, расселись округ. Тут же за газеткой родилась мысль: надо в депутаты Михал Игнатича выдвигать. Кто первый произнес это вслух – неизвестно. Но через два месяца
