знатно меня порубили всего. Как бы и впрямь в землю не уйти и не прорасти мохом.
Но пока стою, отбиваюсь. А надо ж их, кабаняков невежливых, со своей земли согнать.
– Добиваем, кажись! – кричат. И ничего ж не посоветуешь, если кажется, нечисть ж мы.
Чувствую, жжётся что-то в нутре. Вниз смотрю, отнял от брюха руку. Кровь течёт по животу, вся моя шкура промокла. Да и рёбра поломали, раз мне не вздохнуть.
Тяжко стало, но стою пока, хоть ноги проседают. Как нежить не смертен, но выбить дух можно, помру. И никуда не денусь. Останусь мёртвым пнём, зарасту травой – пришлым лешакам на веселье.
Но это лес мой, и раз пока не издох, видать ещё здесь нужен. А эти лыбятся, стоят, довольные кабаняки, наверное уже между собой лес делят.
Травушкой сладко пахнет, землицей пахнет, если не брежу. Ну подойди только кто: голову отрежу.
А рукояти топора не чувствую больше. Живой глаз уже не видит, пока смотрю мёртвым.
Что-то тянут они. Близятся по кругу. А я ж на горке стою из их же кабаньего люду.
Окружили и свалили. Ну вот и всё. Зарубят. А битва славная была. Хоть не спился заодно с Водяным, ушёл достойно, в бою, как хороший Леший.
Вдруг тень чёрная надо мной промелькнула. И частушки матерные по лесу раздались. Видать, есть в них сила великая, потому как так разозлили они меня, что я с места вскочил. Не потерплю в своём лесу матерщину.
Баюнка когти стальные выпустил и от лешака к лешаку прыгает. Как бы не порубили кошака-матершинника топорами. Мне его, нечисть хитрую, ещё в студёном ручье вымачивать в наказание.
Поднялся я, сначала на одно колено, потом на оба. Топор нащупал, глаз затёкший протёр. Подождал, пока силу в руках почувствую, а то начал уже в духа превращаться, тело не слушается. Материальное оно частично, частично живое, но больше мёртвое. Такое сдвинь. Сила нужна большая. Но она же и подмога. Обратился к лесу и стал лесом сам. До последней веточки, зверушки и мышки-норушки. А потом силу эту в тело потребовал – во временное пользование. Вот тогда встал.
– Кота не обижайте, лешаки поганые.
– Сам ты нечисть поганая, а кто-то из нас будущий Леший.
– Не понял.
– Кто тебя победит, тот следующий Леший будет, – объяснил второй, Баюнку тягая за хвост.
– Так деритесь друг с другом, – предлагаю я.
– Так начнём, когда тебя завалим.
– Я буду главный, я сильный самый, – один Лешак встал, подбоченился. Кажись, я тут Лешим буду!
Кажется ему…
– Баюнка, – кота подзываю. – А ну-ка, пойдём, объясним гостям нашим разницу между “быть” и “казаться”.
Всех мы их положили в этой же рощице слоем ровнёхоньким. Будут берёзкам удобрением.
Глава 4. Водяной и бражка
– Баюнка, поможешь мне туловища эти валежником закидать? – кота спрашиваю. Негоже оставлять их так валяться. И хоронить нельзя – чай, нежить, земля не примет. Но и так оставлять негоже.
– Мяу, – ответил Баюнка. Уши подранные, на морде кровь запеклась. Пасть было
