полыни, но и кисловатость водорослей.
А между нами раскинулась нескончаемым потоком разлука. Она не смогла уничтожить узы: дочери и отца, лишь посеяла негасимое расставание и невозможность более поспорить о смысле жизни.
И когда мы со слезами прощались с тобой, замерев на высоком лбище Черного моря, лишь внезапно вынырнувший из воды дельфин радостно приветствовал тебя. Он своим движением, нежно поцеловав, приголубив поверхность моря, смахнул с нее зазевавшиеся крупинки, и неспешно унес твой прах с собой. Туда, в темно-синее приволье Черного моря, с которым ты так сроднился, теперь уже навечно.
Ты не ушел, мой дорогой отец.
Так и остался со мной навсегда.
Навсегда в моем сердце, в памяти, и в той последней ночи на Тузле.
Самой счастливой и бесконечной по времени ночи на косе Тузла, раскинувшейся в Керченском проливе, где даль небосвода, темно-синего с легкой дымкой бархатных облаков, глянуло на меня мельчайшими слезинками звезд, видимо уже тогда извещая нас о разлуке.
небесный эскиз
Издревле его величали отцом…
Ассоциируя, прежде всего с близким, родным человеком, могучим и сильным, который мог пожурить и одновременно одарить.
Величественный, непознанный, безбрежный…
Небосвод.
Он протянулся от линии горизонта до стыка с небозёмом по иную его сторону, и втянул в себя не только весеннюю вольность лазури дня, но и зимнюю аметистовую глубину ночи. Он наполнился переливами величаний, таких как небосклон, твердь, поднебесье, высь, небеса, купол, небо, сварог. В каждое из тех названий вписав образ самого пространства раскинувшегося над нами и таящего за собой еще более глубокое Мироздание. А потому обозначая его видимость, стойкость, безмерность, важность, величавость, надежность, родственность, и, конечно, не доступную нам божественность.
Вглядываясь в изменяющиеся его тона, цвета, краски, то голубые, то синие, то серые, то золотые, то фиолетовые… многажды раз человек искал в них понимание смысла жизни, происходящего события, или грядущего предзнаменования. И связывал все это, в первую очередь, с раздольем наблюдаемого, которое было невозможно охватить взглядом, очертить мыслью, заковать в рамки условностей или соответствующие нравственные требования. Оставаясь всегда свободным, вольным по духу, и широким по окоему небесный свод, правил над планетой Землей, как мудрый отец и властный бог.
А в зимней ночи чуть поскрипывала под подошвами сапог земля, скованная жемчужными бликами льда и рыхлыми комьями снега. Посему и переливалась она в рассеянном звездном сиянии холодно-белыми крупинчатыми бусинками. Чуть прихваченный морозцем воздух в такт шагу позвякивал, будто встряхиваемые в карманах ключи от калитки забора, двери дома, человеческой души…
Зима
