хором ответили они.
Они посторонились и объяснили, где его искать. Найти какую-то комнату позади гробницы, пройти дальше по коридору и вниз на три пролета, завернуть за угол, потом еще один коридор, мимо кухни и… Я уже успела забыть остальное!
Если бы я уже не выбилась из сил, протискиваясь сквозь очередь, то задохнулась бы при виде храма. У алтаря стояли тысячи свечей. Стены покрывала парамейская вязь, сверкающая в их сиянии. Каждый клочок был занят молящимися, мужчины и женщины даже не разделялись. Они пели в унисон, низкими и строгими голосами. Как печально, что я вошла в святое место с помощью лжи.
Я побрела в коридор за гробницей. Когда я прошла через дверь и вниз по лестнице, меня с подозрением оглядели мужчины в шерстяных плащах, похожих на те, что носили члены ордена святого Джамшида в Кандбаджаре. Вероятно, они постились и не хотели говорить или прикасаться к женщине. Может, сегодня день рождения какого-то святого, а я позабыла? Святых так много, а в детстве меня не учили в них верить. У каждого был храм, свой день и отдельная молитва, и у нас были разные поводы молиться каждому, хотя эти святые уже находились в Барзахе, куда попадают души после смерти. Был даже святой по имени Смерть, он всегда приводил меня в ужас.
Все было куда проще, когда я жила среди силгизов, мы молились только Потомкам. А точнее, Двенадцати предводителям, хотя я не помнила их имена.
В конце коридора находилась выцветшая желтая дверь, как и объяснил страж. И теперь я стояла перед ней. Там должен быть Кева. Вместо того чтобы постучаться, как воспитанный человек, я приотворила дверь, скользнула внутрь и закрыла ее за собой.
– Мелоди? – сказал человек, сидящий у голой стены. – Мелоди!
Прежде чем я успела опомниться, мой лоб уже прижимался к его подбородку, и Кева обхватил меня руками.
– Доченька, я знал, что Лат тебя вернет, – сказал он по-сирмянски. – Что с твоим глазом?
Я высвободилась из его объятий.
– Нет, я не твоя дочь.
Он печально уставился на меня и отошел в угол, где стоял кувшин с водой. Кева взял его и выплеснул на лицо. Это что, какой-то ритуал?
Потом он снова прислонился к стене и сел.
– Прости. Я уже много дней пощусь. Я принял тебя за другую. Мелоди умерла… О чем я только думал?
Так, значит, его дочь умерла, а я воспользовалась ее именем, чтобы проникнуть внутрь. Какое постыдное совпадение, что он принял меня за нее.
– Дотронувшись до тебя, я прервал свой пост, – сказал он, теперь уже на парамейском с сильным сирмянским акцентом. – И разговаривая с тобой. Значит, нужно отпраздновать и закатить пир.
– А… есть что праздновать?
Он покачал головой и засмеялся:
– Нет.
Смех звучал так нелепо, что я тоже засмеялась.
– Так… кто же ты, странная девушка? – Он повернул голову и сказал в стену: – О Лат, не говори такое, птах.
Неужели этот человек… безумен? И безумец, разговаривающий со стенами, моя единственная надежда?
– Меня
