являешься самым юным учеником консерватории, chéri. Это более чем выдающееся достижение.
В течение следующих недель я работал в бешеном темпе. По вечерам я приходил в коттедж Эвелин, где играл гаммы, показывал ей мою осанку и исполнял «Венеру» из «Планет» Холста[12]. Бедная женщина, должно быть, сто раз слышала эту композицию, но она каждый вечер аплодировала и говорила, что ей нравится больше, чем в прошлый раз. В те дни, когда я не уезжал в консерваторию, я проводил время в мастерской мсье Ландовски. Мсье Бройли находился далеко, на пути в Рио, и я фактически стал новым ассистентом скульптора, который подавал инструменты, варил кофе и слушал восторженные восклицания или раздосадованные выкрики, когда мсье Ландовски работал над своими заказами. В качестве награды мне было дозволено брать книги из его личной библиотеки. Он удостоил меня этой чести однажды вечером после ужина, когда заметил мой жадный взгляд, устремленный на одну из книжных полок. В результате я стал поглощать тома Флобера, Пруста и Мопассана. После того, как я вернул на место третью книгу за неделю, мсье Ландовски вытаращил глаза.
– Боже мой, мальчик, с такой скоростью чтения мне придется купить целую Bibliothéque de la Sorbonne! – Я ответил широкой улыбкой. – Должен признаться, я почти не встречал молодых людей с такой страстью к литературе. Ты разумен не по годам. Ты уверен, что не был сорокалетним странником, обнаружившим фонтан вечной юности?
Мои уроки в консерватории с мсье Иваном продолжались своим чередом, и с каждым разом я все больше привыкал к его манерам.
– Расслабь плечи, petit monsieur! Отправься в свое священное место! – Признаться, мне было еще трудно справляться с этим. – Каждый раз, когда я делаю тебе замечание, ты становишь напряженным. Но это уроки, маленький Бо, и ты здесь для того, чтобы учиться!
Ирония заключалась в том, что мсье Иван убеждал меня расслабиться, повышая голос и потрясая руками. Если бы я решился подать голос, то, наверное, закричал бы от досады. Вместо этого я стискивал зубы и продолжал играть. Хотя я раздражался, но определенно не таил обиду на своего учителя. Он не был агрессивным или злым. Он лишь страстно относился к своему ремеслу и хотел, чтобы мое мастерство улучшалось. Мое собственное раздражение тоже происходило от стремления к совершенству. Каждый вечер я доводил себя до седьмого пота, пока разучивал все, что узнавал от мсье Ивана. Я исходил из того, что благодаря моему упорному труду его критика постепенно сойдет на нет.
Через несколько недель мсье Иван разрешил мне без перерывов исполнить сольную партию.
– Хорошо, Бо. Твое легато стало лучше. Это прогресс.
Я слегка поклонился.
– Итак, поскольку я не думаю, что ты сможешь сделать это самостоятельно, давай составим список вещей, которые радуют тебя. Потом, когда ты будешь обижаться на мои замечания, сразу думай об этих вещах, и напряжение исчезнет. Садись. Пожалуйста. – Он указал на табурет, стоявший у стола рядом с его стулом. – Молодой человек, у тебя такой вид, как будто ты держишь весь
Густав Холст (1874–1934) – английский композитор. Оркестровая сюита «Планеты» – его наиболее известное произведение. (
