она, это существо перед ней не чудовище, а просто мужчина. Да, кровожадный, еретический мужчина – жестокий преступник ничем не лучше пса. Но он будет служить закону либо испытает Божий гнев, и она спасет его от горы.
Волк отстранился, часто моргая глазами, будто увидел что-то, чего не совсем понимал, и Дала ощутила ликование. Почувствовала гордый взгляд пророка, наблюдающей из рая.
Затем смех наполнил темный, разрушенный дом, когда волк затрясся. Его глаза закрылись, а голос прогремел, но сразу же стал резким и высокомерным:
– Чудовища не заключают заветов с людьми. – Его глаза открылись, и зрачки заскользили по ее телу с ног до головы, и чувство было такое, словно ее изучает голодный зверь. Затем он взвалил свой кожаный мешок на спину, привязав его к себе веревкой. Остановился и поглядел на оленью тушу, оставленную Далой на полу.
Его оленью тушу, рассудила она, вновь ощущая нечто вроде пустоты.
– В ногах есть пахучие железы, – сказал он, глядя на сделанные ею неумелые разрезы, словно испытывая боль. – Если задеть их, это испортит вкус мяса.
С этим он проскользнул мимо пронзенного, по-прежнему висящего тела ее мертвого брата, хлюпая шагами по окровавленному полу, и скрылся в ночи.
Дала проплакала до утра – или, во всяком случае, пока не уснула. Встала она, страдая от судорог и перепачканная кровью брата; теплый свет лился на ее кожу из того самого окна, которым воспользовался волк, чтобы убить ее семью.
Но они не были моей семьей. Просто очередными мальчишками, творившими ужасные вещи, чтобы выжить. Совсем как мой отец. Совсем как волк.
Она чувствовала себя идиоткой, посмев думать, что наконец-то спаслась, и трусихой оттого, что не сделала большего. Когда вид и запах мертвецов стали истиной, а холодное, белое лицо Миши осветилось сквозь стенное отверстие, которое он прорезал для нее, она поняла: любви всегда будет недостаточно. Всегда будут мужчины, подобные ее отцу и волку, которые предают и не ведают меры; всегда будут мужчины, которые презирают законы, любовь и всю цивилизацию.
Чувствуя покалывание в ногах, Дала поднялась; перед глазами поплыло, и она вспомнила, что ничего не ела. Казалось неправильным думать о том, чтобы есть рядом с мертвыми.
Схватившись за стол, чтоб не упасть, она заставила себя взглянуть на Мишу и не отворачиваться. У его головы собралась лужа темной крови. Кожа стала совсем бесцветной, за исключением фиолетового пятна на свернутой шее.
Живот Далы скрутило, но рвать было уже нечем. Комната закружилась, и девочка заковыляла по изгаженному полу. Она увидела разделочный нож и схватила его. Было бы так легко, пришло ей на ум, просто умереть тут вместе с ними и больше не видеть и не думать.
Остался ли хоть кто-то в целом мире, кто знает о ее существовании?
Только волк.
Эта мысль явилась горькой. Есть ли хоть кто-то, кому не плевать?
Я проклята, меня коснулся Носс, и мой собственный
