крикнуть: «Максим! Я здесь!». Но пока колебалась, жена окликнула его из глубины квартиры. Он выбросил сигарету в форточку и исчез.
Марфа сидела напряженная и глядела на желтое окно.
«Гадина. Из-за неё он не может быть со мной».
Впервые в ней шевельнулась ненависть.
Ночами фантазии наслаивались друг на друга. Чудилось лето, пляж, она, похудевшая и с отросшими волосами, гуляет с весёлой компанией.
А неподалеку расположились доктор с женой. Она очень подурнела, вместо обесцвеченных прядей на её голове красуется белая пакля. Доктор любуется Марфой, а жена злится. Он смотрит на девушку, понимая, что давно влюблен в неё. Но за Марфой ухаживает юный красавец, к которому доктор смертельно ревнует…
Навязчивые полусны, круговерть образов и новых сюжетов, в которых главными героями были она и Максим, подобно кошмарам, забирали силы днём и по ночам. Из их откормленных телес впору было вылепить роман. Марфа написала несколько стихотворений…
Был сыростью пропахший мглистый вечер.
Я вышла от тебя полуживая.
Не глядя ни на первых, ни на встречных,
ужаленная в сердце, умирала.
Струился вечер горький и обманный.
глумливым шорохам я запретила говорить.
И страшно стало так беспрекословно,
забыто и убийственно любить.
Потухший лист смеялся, не скрывая,
и невзначай в плывущих мимо зеркалах
я только краем глаза увидала
лицо с застывшею гримасой на губах[10].
Всё чаще звуки смеха и рыданий из ночных становились дневными, и она уже путала события. И чем чётче она слышала посторонние внешние звуки, тем бесшумнее становилась сама. И основательнее уходила в свой мир.
Грань между событиями дня и ночными фантазиями стиралась. Они смешивались в голове, подобно молоку, яйцам, сахару и муке, которые знающая своё дело стряпуха умело взбивает и замешивает в крутое тесто, раскатывая потом это крепкой скалкой в тугую колбасу цвета человеческого тела.
В четверг с самого утра зарядил ливень со всеми признаками долгого ненастья: пузырящимися лужами и пустынными улицами. В тот день Мирон, мать которого была весьма предусмотрительной женщиной, всегда знающей погоду грядущего дня, был снаряжён зонтом. Камилла ушла на работу раньше, чем начался ливень, и Мария осталась без зонта, зато с провожатым. Он проводил её домой из школы.
Подростки долго чаевничали на кухне. Мирон бренчал на гитаре, Мария, усевшись на полу, смотрела на него и плела свою косу.
Хитрый Мирон, завел снова свою песню, которая когда-то и разбила сердце маленькой Марии. Он сложил её из стихов другого поэта, и была она про двух сестер. Он запел:
Дети Марии легко живут, к части они рождены благой.[11]
А Детям Марфы достался труд и сердце, которому чужд покой.
К Р.Щ.
Редьярд Киплинг «Дети Марфы»
