от падения.
– А вы…
– Кто? – недовольно переспросил он.
– Ты, – быстро исправилась она, – ничего запускать не будешь?
Он наклонился ниже, будто не расслышал ее слов из-за грохота запушенных фейерверков, и вдохнул нежный аромат. Ему очень нравилось держать ее в объятиях. И не хотелось выпускать.
Решив, что он не слышал ее, Марина повторила свой вопрос погромче. Пришлось ответить:
– Где-то были. Старые. Впрочем, им все равно ничего не сделалось. Так что запустим. Но попозже. Без конкурентов.
Они простояли полчаса, но энтузиазм окрестных жителей не пропадал. Уходили одни, их место занимали другие, и огненное представление не заканчивалось.
Марина в тонких колготках начала мерзнуть. Почувствовав ее дрожь, Арсений увел ее в дом.
Там они снова выпили, но на это раз не шампанское, а португальский коллекционный портвейн, налитый Арсением в низкие маленькие бокалы. Марина пробовала его впервые в жизни, и он ей очень понравился. Сладкий, но ни чуточку не приторный.
Они просидели два часа, болтая ни о чем, иногда замолкая. К удивлению Марины, молчание не угнетало. Наоборот, оно было свойским таким, домашним.
А вот Игорь терпеть не мог тишину. Ему обязательно был нужен шум. Неважно какой. Телевизор, телефон, музыка, даже собственная болтовня. Она даже прочитала на каком-то врачебном сайте, что это шумозависимость, первый шаг психического заболевания, но не придала этому никакого значения. Это так распространено теперь, что уж скорее больным можно назвать того, кто не выносит шума.
– С тобой приятно молчать, – заметил Арсений, подвигая к ней что-то воздушное в креманке. – Это вкусно. Попробуй. Я старался. Должно понравиться.
Марина ложечкой зачерпнула смесь и отправила в рот. Смесь нежным облачком растаяла на языке.
– Удивительно вкусно! Что это?
– Сливочное парфе. Нравится?
– Да. Я никогда еще такой вкуснятины не ела.
Ему захотелось сказать, что если она останется, то будет пробовать это часто, но промолчал. Он же ее совсем не знает. А вдруг она прохиндейка какая-нибудь? Ведь приехала же она в незнакомый дом с незнакомым человеком. Это чувство внезапной близости у него от застарелого одиночества. Его потому и тянет к ней с такой силой, что он безмерно от него устал.
Так что если бы на ее месте был кто-то другой, вполне возможно, его реакция была такой же.
Устав сидеть за столом, позвал ее в нижнюю гостиную.
– Там можно телевизор включить и сесть поудобнее.
Марина охотно согласилась. Она тоже устала сидеть в одной позе. Хотелось свернуться калачиком, а еще лучше лечь, пристроив уставшую голову на подушку.
Диван перед телевизором оказался удивительно мягким, с множеством подушек-думок. Недолго думая, Марина полулегла, подложив думку под голову. Арсений заботливо
