срок. Он проявляет живейший интерес к моему новому начинанию, и я отправлю ему полный отчет. На прощание он подарил мне черную пенковую трубку, которую сам раскрашивал – высший знак уважения со стороны курильщика. Мне приятно ощущать, что если у меня не сложится в Брэдфилде, то всегда есть тихая гавань в Мертоне, куда я смогу вернуться. Однако, как бы приятна и полезна ни была здешняя жизнь, нельзя закрывать глаза на то, что понадобится ужасно много времени, чтобы накопить достаточно средств для выкупа доли в практике, возможно, гораздо дольше, чем сможет работать мой отец. Телеграмма Каллингворта, которая, как ты, наверное, помнишь, гарантировала мне триста фунтов за первый год, вселила в меня надежду на куда более быстрое развитие карьеры. Уверен, ты согласишься со мной в том, что я поступил умно, отправившись к нему.
По дороге в Брэдфилд со мной случилось небольшое приключение. Купе, где я ехал, занимали еще три пассажира, которых я окинул беглым взглядом, прежде чем углубиться в газету. Там была пожилая дама с веселым розовощеким лицом, в золотых очках и в шляпке, отделанной красным бархатом. С нею – двое молодых людей: спокойная, миловидная девушка лет двадцати в черном и невысокий коренастый юноша на пару лет старше. Женщины сидели рядышком в дальнем углу, а сын (как я думал) расположился напротив меня. Мы проехали примерно час, в течение которого я не обращал внимания на это семейство, разве что невольно слышал разговор двух женщин. Младшая по имени Винни обладала, как я заметил, мягким и спокойным голосом. Она называла старшую «мамой», что доказывало – они семья.
Я сидел и все так же читал газету, когда с удивлением почувствовал, как сидевший напротив юноша пнул меня по голени. Я пошевелил ногами, думая, что это случайность, но через мгновение получил еще один удар, на этот раз сильнее. Я заворчал и опустил газету, но когда посмотрел на юношу, то понял, в чем же дело. Нога у него судорожно подергивалась, руки были сцеплены и барабанили по груди, глаза закатились, так что видны были лишь края радужных оболочек. Я бросился к нему, ослабил ворот, расстегнул курточку и положил голову на сиденье. Одним каблуком он с грохотом заехал по окну, но я сумел прижать ему колени, одновременно сжимая запястья.
– Не пугайтесь! – вскричал я. – Это эпилепсия, припадок скоро пройдет.
Подняв глаза, я увидел, что побледневшая девушка тихонько сидит в углу. Мать достала из сумочки пузырек и спокойно протянула его мне.
– У него они часто бывают, – сказала она. – Это бром.
– Он приходит в себя, – ответил я. – Присмотрите за Винни.
У меня это вырвалось, потому что мне показалось, что голова у нее качалась, словно она вот-вот упадет в обморок, но в следующую секунду нам стала очевидна нелепость этих слов, мать рассмеялась, а следом и мы с дочерью. Сын открыл глаза и перестал дергаться.
– Прошу прощения великодушно, – сказал я, помогая ему сесть прямо. – Я услышал ваше имя и в спешке не подумал над тем, что сказал.
Они снова добродушно рассмеялись,
