Только не теперь. Сначала мне нужно выполнить поручение Сулеймана, – ответил Владимир, но уже через время пожалел: взгляд, каким сожрал молдавские кресты его брат, хорошего не сулил.
За ужином женщины не перемолвились и пол словом. После кваса Николай стал добрее и попросил рассказать про далёкую восточную сторону, богатую и щедрую не только климатом. Там славянским людям было много чему поучиться. Кроме Константинополя Владимир ездил в Османской империи в Амасью, родину детей султана, где воспитывали и готовили к службе будущих наследников – шехзаде. Старинный городок широко простирался по скалистым холмам, в нём мирно текла река, отделяя изгибами понтийские деревни – кварталы, где жили представители какой-то одной национальности, дома утопали среди яблоневых и вишнёвых садов. Пение муэдзинов будило люд по утрам, многонациональный говор слышался на базарах, муллы, имамы и муфтии уважали атрибуты всякого вероисповедания, городские судьи кади брали налог только с торговцев, а за равные провинности одинаково судили армян и османцев, персов и грузин, боснийцев и курдов. В русских городах улицы, даже каменные, были грязны, дома перекошены и без дворов, сады сажали лишь в богатых усадьбах, да и то не все, звон колоколов радовал только в праздники, в будни он казался тревожным. Иноземцы на Руси не уживались, так как даже свои меж собой здесь не ладили, в церковь люди ежедневно не ходили, наперстные кресты разрешалось носить только монахам и знатным, налог уездным дьякам платили с души, суды решали судьбы не по закону, а по усмотрению. Цеплялся взгляд приезжих и за одежды славян – холщовые, льняные, шерстяные. Красок в повседневной робе было мало, обувь – лапти или валенки – уродовали ногу, особенно женскую. От славянской еды Владимир и жена отвыкли тоже: вместо отварной курицы или куска мяса на вертеле им хотелось бы непризнанных у восточных славян парной пшеничной крупы и молотого мяса. Свинину есть гости отказались наотрез. Брюква и репа, гречневая каша и гороховый кисель, ржаной хлеб и кислый квас вызвали у них тяжесть в животе и понос.
Рассуждая про это, бывший кузнец решил поехать в Старицу на третий день. Не видел он для себя жизни в родном города. Да и брат, единственный человек, к которому ехал, оказался теперь не тем, каким был раньше. Жир на боках затопил и его доброе сердце, и светлый ум. Что до воспитания, то его в бывшем пронырливом служаке порта, а теперь разжившимся на восточных товарах от брата торговце, не было и вовсе. Да и жену свою Владимиру было жаль: не научившись ни готовить, ни вести хозяйство, вряд ли Ирина сойдётся с Алицией. Одна – утончённая песнями и благами гарема, другая – надсаженная насилием панов и бояр. Эту разницу не перешагнуть, чтобы сблизиться. Да и жить им в бане – не дело. А чтобы ставить хоть какой дом, придётся для заработка браться за прежнее ремесло. Николай эти мысли поддержал: кресты и украшения для Опочки баловство ненужное, и надеяться прожить с них, продавая на ярмарке, – бесполезная дума. Другое дело ковать подковы и замки, чинить корабли, править оглобли на телегах или санях, ставить решётки на окна и в клети, лудить бочки, паять сундуки.
– Впрочем, сам думай. Может и стоит ехать сразу в Старицу промышлять безделушками. Там
