его жену Эльгу, свою сестру, которую ожидали вместе с ним. За работой она столько успела рассказать Хельге о своей сестре, которая стала киевской княгиней: как они росли на реке Великой близ Пскова, как девочками ходили в лес варить кашу медведю… Хельга в ответ рассказала свои родовые предания – о медведе, который посватался к дочери одного человека, о Бьярнхедине, который родился от этого брака и стал ее предком. Все это, а еще сходство их имен вызвало в Хельге такое чувство близости к сестре Вояны и Бериславы, что теперь она не менее их жаждала ее увидеть и познакомиться с ней.
– Но если Эльга едет с Ингваром, значит, он вернулся с успехом? – спрашивала Берислава у Вояны. – Ну, если она захотела провожать его в такую даль!
– А может, он разбит и его из Киева выгнали, – отвечал им муж Вояны, рослый, худощавый, остроносый словенин, по имени Видонег. – Ей и некуда более деваться, кроме как с ним ехать.
– Да тьфу на тебя! – Берислава нахмурилась. – Что ты такие беды пророчишь!
– От слова не сделается!
– Не может этого быть! – Логи обернулся к ним. – Ингвар ведь сам созвал всех родичей, даже ваших псковских. – Он глянул на Торлейва с племянником, последнего из оставшихся в живых братьев Олега Вещего. – Если бы он был разбит, зачем стал бы людей созывать? На сором?
– О чем вы? – тихо спросила его Хельга, не понимавшая разговора по-славянски.
В душе мелькнуло восхищение тем, как свободно Логи говорит на славянском языке. Ничего в этом не было особенного для парня, выросшего среди русов и словен (сама она так же свободно говорила по-мерянски), но когда тебе кто-то нравится, любые его достоинства видятся куда более значительными, доступными только ему.
– Да так, вздор всякий болтают люди. – Логи не хотел переводить ей эти дурные пророчества. – Ингвар не может привести всех, их ведь было тысяч двадцать. Те, которых набирали из киян, из древлян, из радимичей и прочих, кто живет на юге, уже пошли по своим домам.
– И сколько-то людей погибло, – добавил Хедин.
– Слышно, сам Ингорь на десяти лодьях из-за моря воротился, – вставил Видонег.
– Как же без потерь? Но сколько – мы не знаем. Он, надо думать, только варягов приведет, которые отсюда домой за море поедут. Сотен пять или шесть, мать говорила.
Логи не верил, что самые страшные слухи могут оказаться правдивы и брат вернулся на десяти лодьях – когда уходил с тысячей, – но если только вообразить… Сердце обрывалось и жилы холодели от ужаса. Для конунга такой исход войны – гибель, никто больше не потерпит его власти. И для его рода это будет такой удар по чести и удаче, что главной заботой останется сохранить свое.
Толки почти прекратились, люди ходили туда-сюда, притоптывали на снегу, хлопали руками, чтобы не мерзнуть.
Со стороны
