важно кивнул.
– Я помню эту сказку, мне читали её в детстве, но, кажется, она заканчивается несколько иначе…
– Совершенно верно. Но это же литература! В ней всё должно заканчиваться хорошо. В жизни совсем иначе. В жизни оно всегда интересней! Так говорил мне мой отец, а ему его отец, а ему…
– Спасибо! – не стал слушать до конца Филипп.
Спустя два часа Филипп де Пентьевр сидел в вагоне второго класса поезда Тур – Париж. В руках у него была газета, в которой сообщалось о ходе военных действий на севере Франции, о первом грандиозном сражении возле Мааса, которое окончилось трагически для французских войск. По всем направлениям войска отступали, и многие политики уже трубили о трагедии, постигшей Францию.
В Париже Филипп появился в своём банке, но только для того, чтобы дать отчёт о своей поездке. В нём он указал исключительно положительные отзывы о состоянии поместья, о редких сортах винограда и о многом другом. А сам пошёл записываться добровольцем в армию. Таких, как он, было немного – в основном все бежали из армии, и все дороги были полны беженцев и дезертиров, которые, впрочем, неплохо устроились позже, при оккупационном режиме.
Войска отступали хаотично. Уже в середине июня сдали Париж, правительство поговаривало о капитуляции и уже 25 июня подписало её. Часть войск кораблями было вывезено в Алжир, где под командованием генерала де Голля велись боевые действия против Германии. Среди этих солдат был и Филипп.
К середине сорок четвёртого года Филипп имел звание лейтенанта. Обветренный и загорелый, он командовал штабом батальона. Если бы его сейчас видели знакомые, они бы удивились переменам, произошедшим с ним: в голосе его появилась хрипотца и уверенность, тело налилось силой, волосы выцвели под палящим солнцем. Но удивляться было некому: немногочисленных знакомых разметала война, а родственников у него не было.
Когда войсками союзников после высадки в Нормандии был взят Париж, он с небольшой группой солдат был отправлен в только что освобождённый Тур. В течение пары дней, закончив все дела, он взял машину с водителем и, отпросившись на полдня, поехал в поместье Розе Руж. Память о днях, проведённых там, все эти годы не давала ему покоя, и не воспользоваться таким случаем он не мог.
Издалека поместье казалось таким же, каким он его видел в далёком мае сорокового года. Но, уже подъезжая, Филипп заметил, что дом смотрит пустыми глазницами окон, чёрными от копоти недавнего пожара, крыша обвалилась, и только каменные стены выдержали натиск огня. Целым оказался флигель, по крайней мере, стекла в окнах были целы. Когда машина остановилась во дворе, Филиппу показалось, что шевельнулась занавеска в окне, однако из него никто не выходил.
Он в сопровождении водителя, у которого через плечо была перекинута винтовка, миновав ржавые ворота, вошёл на территорию поместья. Кругом были следы от гусениц танков. Ограда слева от дома была проломлена в двух местах – видимо, танкисты вермахта не сильно утруждались поиском нормального входа. Рядом с липами Филипп увидел свежие могилы – небольшие, аккуратные насыпи
