Фронт приближался, почти каждый день из динамиков громкоговорителя передавали об оставлении нашими частями то одного, то другого населённого пункта. Наш город находился в стороне от больших дорог и не видел потоков беженцев с запада и эшелонов с востока, но знакомые ребята из Ряжска о санитарных поездах, теплушках с новым пополнением и платформами с техникой, закутанной в брезент, знали не понаслышке. Именно через Ряжск проходила крупная железнодорожная линия, соединяющая столицу и юг страны.
В начале июля мой отец и старший брат ушли на фронт. Мне удалось приехать домой на проводы. Вечером посидели за столом, больше молчали. Мать просила, чтобы я вернулся, но отец всё правильно рассудил: негоже мне в такие дни бросать работу и учёбу. А наутро они ушли, и с площади около церкви их и ещё пятерых увезла полуторка. Больше мы их никогда не видели и не получили ни одной весточки.
А в августе в Скопине стали создавать отряды самообороны. В один из таких отрядов, входящих в состав Скопинского истребительного добровольческого батальона, пошёл и я. На возраст тогда не смотрели, нужно было защищать город. С нами начались занятия по боевой подготовке, учили стрелять, кидать гранаты. Иногда нас выводили на земляные работы – рыли противотанковые рвы недалеко от города. Согласно установленному графику, несли патрулирование улиц города и выезжали в предполагаемые места высадки вражеского десанта. Спать нас отпускали по домам, в моём случае это было общежитие при училище, куда я заходил совсем другой уже походкой, важный и очень уставший.
К середине ноября фашисты подошли совсем близко. Мы знали, что ими уже захвачен соседний район, и ждали их со дня на день. Тогда же нас всех перевели на казарменное положение. Наши дозоры видели немецких мотоциклистов, выскакивавших на окраину города, которые, не принимая боя, разворачивались и уезжали. Тревога нарастала. Среди бойцов ополчения было много детей лет пятнадцати-семнадцати, тогда на возраст никто не смотрел. Одетые в разношёрстную гражданскую одежду, вооружённые нашими «трёхлинейками» и польскими винтовками «radom», с тремя пулемётами на всех, вид мы имели жалкий. Хотелось быстрее встретиться с противником, но чем ближе был этот момент, тем страшнее становилось. Фашисты подошли совсем близко, и мы ждали их атаки на город в ближайшие часы.
В ночь с 24 на 25 ноября никто из батальона не смог уснуть. Стоял мороз, мы менялись в дозорах каждый час, и в темноте постоянно мерещилось движение. Те, кто был свободен, чистили оружие, готовили гранаты, в том числе, из-за нехватки обычных, и самодельные, начинённые тротилом с бикфордовым шнуром. Утром, когда рассвело, на горизонте появились немецкие колонны, мотоциклисты и крытые тентами грузовые машины. Они никого не боялись, так как их разведка доложила, что регулярных частей Красной Армии в городе нет. Подпустив их поближе, мы открыли огонь. В результате удалось поджечь несколько мотоциклов и машину, враг отступил.
Немец перегруппировывался, вдали горели
