к мягкой подстилке. И дела ему нет до телевизора, перестройки, другого, нездешнего человеческого мира…
У вас есть тараканы?
Георгий Степанович, доцент химии в областном мединституте, утром приехал погостить из областного центра в родную деревню. К младшей сестре. Днем отсыпался, а часа в четыре пришли давнишние школьные дружки. Они после армии возвратились в село, окончили заочно сельхозинститут и теперь рулили бывшим колхозом. Виктор считался самым головастым и на излете перестройки успел стать председателем. Николай вскоре после этого стал главным инженером, а Валерий главным экономистом. Дружбу с детства считали превыше всего и держались вместе. Этому способствовало и то, что поженились на сестрах.
Григорий, четвертый в их компании, уважительно назывался профессором. Был он сыном директора школы. В армии не служил, потому что как серебряный медалист легко прошел в областной педагогический институт. После остался в аспирантуре. Защитился. На улице случайно познакомился с девушкой. Стал встречаться, а потом, когда она оказалась дочерью проректора мединститута, женился. Тесть поспособствовал переходу молодого кандидата в свой институт. Благо, был он химиком, а химию медики изучают.
Сидели на старых, отполированных от времени скамейках из толстенных дубовых досок под навесом в саду возле родительского, а теперь сестриного дома. Был теплый август. Мухи еще не наглели и не досаждали. Комаров уже не было. Самая чудесная пора.
Пока сестра накрывала на стол, у мужиков шла словесная разминка ни о чем. Начал ее профессор:
– У вас есть тараканы?
– Нету.
– А у вас?
– Тоже нет.
– А почему? Раньше у всех были. А теперь нет.
– Боремся. Жена с работы притащила средство, остальным раздала. У нее, приезжали, обрабатывали из санэпидстанции, и осталось.
– Фигня! Сто лет всякой гадостью обрабатывают, и ничего. Были и были. Я помню, как по ночам хруст стоял во всем доме. Тараканы жрали эту отраву и только размножались. При динозаврах были. При мамонтах были. Всегда были, а теперь кончились.
– Ну и хрен с ними.
– Это точно, и с ними и с нами. Их не стало, потому что еда стала у нас, а значит, и у них другой. Генно-модифицированной.
– Ну и чего?
– Как чего? Они более чуткие. Быстрей у них цикл рождения, созревания и снова рождения. Быстрей они на все откликаются. Раньше успевали на натуральной еде перестраиваться, а теперь всё. С генами не потягаешься.
– Это у вас в городе модифицированная, а у нас все настоящее. Свое.
– И у вас подсовывают, только не говорят. В удобрения, в семена. Да мало ли куда.
Некурящий профессор за компанию тянул сигарету. Вяло докурил. Потом аккуратно не по-городскому пустил слюну на дотлевавший красный огонек. Потушил. Бросил на землю. Показал пальцем и сказал:
– Никотин
