лицо и встретилась с Максом взглядом.
Он наблюдал. Просто сидел и смотрел безучастно, как если бы всё происходило не по-настоящему, не с нами и не с его помощью.
– Что ж так мелко-то? – запинаясь через слово, спросила я. – Метил бы сразу в шею. Или в висок.
– Я не собираюсь тебя убивать, – выпрямил спину Макс. – И ты это прекрасно знаешь.
– Зато собираешься основательно помучить, – уже пребывая в откровенной истерике, засмеялась я.
– Мы бы закончили всё быстро, если б не пришлось вытягивать из тебя каждое слово, – он потянулся ко мне и нарочито медленно вынул из плеча нож.
Пришлось сцепить зубы и терпеть боль, за которой быстро явилась уже знакомая слабость. Однако не успела я выдохнуть с облегчением, как он вернул нож на место, воткнув его обратно в кровоточащую рану.
– Как же меня воротит от тебя, – прохрипела я, чувствуя, как в руке начинают дергаться мышцы, предвещая о скором приступе судороги.
– Ничего, скоро твои чувства изменятся. Ну, или я заставлю их измениться. Знаешь, как говорят: от любви до ненависти один шаг.
– Ага, – согласилась я, вложив всю злобу в кривую ухмылку. – Но, как выяснилось, и в обратную сторону топать недалеко.
– Намекаешь, что любила меня? – не поверил Макс, замирая так близко, что я чувствовала тепло его дыхания на своей коже. Из-за холода, с которым мое тело уже даже не пыталось бороться, оно ощущалось особенно остро. – Думаешь, я в это поверю? Я всегда был для тебя просто другом и никем больше. Сколько раз я пытался завоевать тебя! Сколько раз я делал первый шаг, надеясь, как мальчишка, что ты шагнешь мне навстречу! Но нет! Ты лишь еще выше возводила стену между нами!
– Потому что нельзя портить дружбу любовью, – улыбнулась я. И впервые за долгое время улыбалась ему по-настоящему. – Если бы ты действительно умел любить, ты бы это знал.
На лицо Макса набежала тень.
Он всегда казался мне привлекательным. Обладателем классической мужской красоты. Мужчины называли Макса «первоклассным», и это была почти что характеристика дорогого вкусного коньяка. Женщины же, чувствуя в нем лютую неукротимость, безоговорочно были готовы разбиться о него, как корабль о скалы, лишь бы он пообещал их подхватить.
Но сейчас, в этот момент в этом подвале, его лицо окутывал ореол силы, которой он наслаждался, которую смаковал, из-за которой считал себя выше других и которая будто искажала его природную красоту.
Это была чужая сила, не его.
Бывший друг мрачно оглядел меня и ответил:
– Ты должна была быть со мной, – его кадык дернулся, словно ему трудно было говорить, но в глазах царило нечто такое, что ни к одной из известных мне эмоций не приписать. Возможно, я была слишком молода для понимания его чувств. – И в любви. И на войне.
– А мы на войне? – лично я для себя всё решила много лет назад, но всегда полезно знать актуальную позицию противника.
– Да.
