«проекцию силы» там, тогда и так, как того потребуют ее геополитические интересы. Флот, убедительно продемонстрировавший как друзьям, так и недругам, что унизительный «крымский» синдром неполноценности преодолен Россией окончательно и бесповоротно.
Станет ли он со временем вторым или даже первым в мировой табели о рангах? Или удовольствуется более скромным местом? Наступят ли тот день и час, когда в некоторых европейских столицах задумаются над тем, что называть бульвары и площади именем Севастополя в честь победы над Россией полвека назад было… несколько опрометчиво?
Теперь это будет зависеть не только и не столько от геополитических раскладов или сиюминутных выгод власть предержащих. Вспомните извечное: «Зачем России, державе сухопутной, океанский флот?» Это будет зависеть и от тех, кто принял огненную купель на его мостиках, палубах, в башнях и казематах, в машинных отделениях и кочегарках.
Двое суток после возвращения флота во Владик пролетели в полном сумасшествия и радости круговороте застолий, балов, приемов, молебнов, попоек, азартных и телесных утех. И, возможно, многие из возвратившихся от Токио героев по неистребимой русской традиции, не удержавшись, вошли бы в неуправляемое пике алкогольного, игорного или развратного угара. Ибо слаб до этих дел русский человек, когда повод очевиден, а вожжи ослаблены.
Но как раз с ослаблением вожжей и было «не очень». Еще в день возвращения флота Алексеев на утро 3 марта назначил общий сбор флотского и армейского офицерского состава, свободного от вахт и караулов. А поскольку ни одно из зданий Владивостока всех поименованных особ вместить не могло, место общего офицерского собрания назначили возле арки, напротив Адмиральской пристани. На том самом месте, где Руднев встречал экипаж «Корейца». Форма одежды – парадная. Неявка, невзирая на причины, десять суток ареста. По-доброму так…
За три часа до полудня подле высокого помоста, обитого тремя полосами ситца в цвета русского имперского триколора, толпилось больше тысячи человек. Трибуна была украшена флагами. Большим Андреевским посредине и двумя поменьше – комфлота и великокняжеским – по краям. Цвет офицерского корпуса флота и армии сдержанно гудел, перетаптываясь на морозце в своих перетянутых ремнями черных и светло-серых шинелях, кавалерийских накидках и кавказских бурках на плечах. С папахами, фуражками и даже треуголками на головах.
Общество, в подавляющем большинстве страдающее жестокой болью в тех частях тел, на которые фуражки, треуголки и папахи были надеты, блистало орденами, погонами, галунами, аксельбантами, темляками и прочей атрибутикой офицерской красы. Благоухая одеколоном, поскрипывая портупеями и сапогами, звякая шпорами и густо выдыхая перегаром, оно вполголоса обсуждало мировые и крепостные новости. А еще попутно сплетничало, травило байки, анекдоты, над чем-то посмеивалось или поругивалось. И при этом почти единодушно, со стенаниями, проклинало
