на этом стадионе не было в помине, оба бестолково стояли в городской одежде и держались ближе к финишу.
– Сычёва из Загорска, – уточнил Серик и всмотрелся.
− Похожа, − улыбнулся Армен.
– Нишево не пахожа. Толка пакет пахожа, а штаны другой. И майка другой, – засомневался Серик.
– Она, – подтвердил Армен, приложив сложенные в бинокль кулаки к глазам, – Кеды те же. Я их запомнил; они ей на два размера больше.
Тофик Мамедович тоже разглядывал Сычёву; только не с интересом, а с недоумением. Кашина, Николина и Цыганок вышли на старт в беговых шиповках. На Маршал были кроссовки «Арена», «деревянные», как их звали из-за жёсткости, и единственные, что делали в стране для спортсменов. Кеды в СССР носили обычно те, кто к спорту не имел никакого отношения. Тофик Мамедович хотел что-то спросить, как вдруг вспомнил про утренний педсовет: декан Горобова просила преподавателей, принимающих экзамены, не задавать лишних вопросов абитуриентке по фамилии Сычёва. Молча утерев пот, преподаватель покорно выдохнул.
– Сними шляпу, отдай пакет вот тем, кто не бежит, и иди на пятую, − приказал он. Указы – указами, но он не мог допустить того, чтобы спринт бегали в панамке. Дождавшись, пока странная девушка сделает как он велел, преподаватель обрадованно скомандовал: − Всё! Первый забег − по местам! Остальные − отошли подальше!
Пятеро абитуриенток второго забега встали группой на шестой дорожке, разбитой дождями и снегом так, что использовать её по назначению давно уже никто не решался.
– Ну и как тебе, Пан? – обратился Гена к Галицкому. – Кроме блондинки и с косой смотреть не на что, да? А эта, Цыганок, – совсем не цыганок. Рыжая какая-то. Но тоже ничего.
– Хороша-а, – протянул Кирьянов, – одни ягодичные мышцы чего стоят! − Толик потёр худой зад.
Гена ответил гордо:
– Наша-а. Хохляндия. За версту видать. Мы их там таких штампуем. Глазища у всех – во! Ну, и остальным бог не обидел. Есть, так сказать, куда руки положить.
Галицкий усмехнулся: похоже, волейболист старался загладить историю с кузнечиком.
– Где-то я уже видел вон ту, в кедах, – сказал Кирьянов, почесав теперь нос.
– Такое увидишь – спать не сможешь! Пошли ближе к финишу. Ща побегут, – Савченко вскочил и вышел из тени деревьев ближе к дорожкам. Четверокурсники остались на месте.
– А ты чего тут, Толян? Ты же никогда не ходишь на вступительные! – мечтательно глядя на спортсменок, Галицкий вытянул травинку. Со стороны финиша к группе стартующих шёл старший преподаватель кафедры лёгкой атлетики Михайлов, тоже со свистком на груди.
– У меня Толян поступает, – голос Кирьянова был встревоженный.
– Для друга это важно, – кивнул Юра, закусив прозрачно-зелёный хвостик овсяницы.
– Он мне не друг, Юрок, он мне как брат. И даже больше, − признался Толик.
Юра хотел схохмить, что «даже больше» может быть только сын, но в результате уважительно
