решетчатое четырехугольное сооружение, наверху которого была прилеплена круглая блямба вроде телевизионной тарелки, но коричневого, военного цвета.
Я ничего не понял, а Ипполит Игнатьевич закричал:
– Это же Кувакино!
– Ну?
Мимо пронеслась очередная фура, обдавая тяжелым выхлопом и снося своим ревом речь старика. Он закричал мне почти в ухо:
– Анну Ивановну сбили здесь, вот на этом самом песке, почти сразу за остановкой. Мы приехали из Клякино. На автобусе. Специально сюда в Кувакино, чтобы посетить. Мы полгода посещаем известные подмосковные усадьбы. Многие заброшены, но все равно интересно.
– Ну и что, это не запрещено, – сказала Майка куда-то в сторону, явно не умея проникнуться настоящим интересом к происходящему.
– Я сразу узнал это место, – торжественно сказал Ипполит Игнатьевич, после того как проползла мимо очередная автомобильная громадина.
Мне было холодно на нечистом здешнем ветру, истерические лучи голого мартовского солнца разбудили мою неврастению, бессмысленность происходящего становилась труднопереносимой, хотя ситуация, если разобраться, была в мою пользу: старик пусть себе безумствует, зато девочка выгуливается и время идет.
– Я там работал. Я там работал много лет.
Ах, вот оно что.
– Кем? – спросила Майка.
Старик поглядел на нее неприязненно, словно вдруг обнаружил в ней источник каких-то дополнительных неприятностей. Да, а я вот так целыми субботами.
– Это, ну, закрытая информация, девочка.
Ну-ну.
Девочка показала старику язык, но он не заметил.
– Там за холмом – имение графа Кувакина. Огромное… Граф был меценат: театр завел, лаборатории, из Венеции алхимиков выписывал, говорят. Ставил опыты редчайшие. И в театре разыгрывал аллегории – танцы металлов, свадьбы элементов… Я его, конечно, не застал. Потом тут при Сталине был закрытый институт. Говорят, сюда даже сам Тесла наведывался, когда в Кремль приезжал. – Он понизил голос, как будто сообщаемое могло быть подслушано проходящими мимо фурами и использовано ему во вред.
– И вы работали в этом институте? – поинтересовался я, чтобы хоть что-нибудь сказать. Молчание часто выглядит невежливо.
– Да, Женя, да. И вот когда мы с Анной Ивановной набрели на него случайно, я ведь совсем забыл про него – тридцать лет есть тридцать лет – все и началось…
– Что началось?
Ипполит Игнатьевич снова как бы втянулся куда-то внутрь себя, словно испугавшаяся улитка.
– Нас туда не пустили.
– Кто? – оживилась Майка. Кажется, она обожала конфликтные ситуации.
Старик отвернулся, что-то про себя бормоча. Я чуть не выругался.
– Так что, едем в имение?
Ипполит Игнатьевич отрицательно покачал головой:
– В отделение милиции.
Вот этого мне бы не хотелось. Прогулки на свежем воздухе – это одно,
