это могло бы вызвать дипломатический скандал. Вы же знаете Хобарта, он бы и нас, и самое высокое начальство после того нотами протеста засыпал.
– Продолжайте, Алексей Петрович, – прервал своего заместителя фон Оффенберг. – К вам, Владимир Семёнович, у нас никаких претензий нет.
– Шхуна Bluenose стоит в порту, в боковом затоне, никуда она за всё время стоянки не отходила, – продолжил Алексей. – Но разрешение на её отплытие капитан уже заранее испросил. Что интересно, стоит она под якорем уже пятый день, и ни один человек команды, кроме самого капитана и его первого помощника, на берег пока не сходили. Все матросы находятся на борту, и даже высаживая своё начальство в порту, они сразу же отходят на шлюпке обратно к кораблю. Очень это не характерно для тех, кто провёл достаточно много времени в плавании. Не находите, господа? Да и вообще, ведут себя матросы молчаливо и сдержанно. Наши моряки из Де Рибасовской флотилии пытались с ними у причала заговорить или когда они мимо на судах проходят, так те молчат все как рыбы, хмурятся.
– Ну, это ещё ни о чём не говорит, – хмыкнул Лашкарёв. – Учитывая, что их страна остановилась в каком-то шаге от войны с нами. Может, у них там особое указание от капитана имеется – избегать любых с нами контактов.
– Вот именно про это мы тоже так и подумали, – согласился с ним Егоров. – Как минимум ясно то, что они настороженно себя с нами ведут. По перевозимому грузу сказать конкретного ничего не могу, близко к повозкам моим людям незаметно подойти не удалось. Каждый раз перед ними оказывался кто-то из той пятерки, которая прибыла на шхуне. Было несколько бочек, какие-то тюки, ящики, мешки и корзины. То есть, по сути, провезти там можно было всё что угодно. Это по британцам. Заехало ещё и трое пруссаков. Они прибыли к нам сухопутным путём по большому почтовому тракту через Черновцы, Лемберг[3] и Варшаву. И вот тут уже одним из моих капралов была отмечена некоторая особенность их груза. Каждый из них вылезал из кареты с каким-то тяжёлым предметом, который был забран в приличных размеров кожаный чехол. Мой капрал уверяет, что когда при их высадке кони дёрнули повозку, один из прибывших вдруг выронил свою ношу на землю, и до егерей донёсся явный металлический стук. Он божится, что уж больно это было похоже на стук ружья. И самое интересное, при них уже и так были самые обычные пехотные фузеи, перекинутые на ремне через плечо, что в общем-то обычное дело, учитывая долгий и непростой путь.
– Может, они у тебя, Алексей, по звуку даже различают, какое именно ружьё там было в этом чехле? – усмехнулся командир драгун. – Фузея, кавалерийский карабин или, скажем, тот же нарезной штуцер?
– Александр Карлович, в десяти шагах от тебя лошадь со сбитой на одном копыте подковой пройдёт, ты различишь, что у неё не так? – задал вопрос командиру драгун Егоров.
– Конечно различу! – воскликнул тот. – Я и с гораздо большего расстояния и даже с закрытыми глазами, на слух, и на какой ноге она сбита, тоже весьма
Львов.
