пруда.
При свете дня, зоопарк не выглядел так зловеще, как вчера. Но что-то в нём всё ещё тревожило Фиму. Тишина – вот что.
Ведь если даже ты приходишь сюда зимой, обязательно запоёт какая-нибудь птица или зарычит зверь.
Парковые дорожки тоже пустовали.
Наверное, ещё рано и зоопарк не открылся. Фима нахмурился. Его никто не обнаружил в открытом вольере жирафа. Зоопарк пуст, в нём никого из служащих. Звери предоставлены сами себе!
Мальчик прошёл вдоль клеток. Большинство из них пустовали. Скорее всего животные спали в тёплых отсеках. Зимой – это вполне нормально: многие млекопитающие ведь впадают в спячку. Но всё же пустовавших клеток было чересчур много, а в некоторых он видел свернувшихся клубком животных. Они выглядели почти как мертвые, но всё же их шерсть на спине равномерно двигалась – они редко, но дышали.
«Барсук, бурый мишка, сурок впадают в спячку» – вспоминал Фима кое-как кое-какие уроки из начальной и средней школы. – «Но почему спит волк, лось и заяц? Почему спит амурский тигр?».
Его внимание привлёк знакомый едкий запах. Но Фима слишком поздно сообразил, что вновь оказался возле клетки с каким-то мёртвым животным. Пятнистая рыжая туша, с разорванными внутренностями, лежала посередине клетки и выглядела жутко. Но ещё страшнее выглядела морда зверя, глазеющего на него через прутья. Так вот, кто на него вчера рычал!
– Гиена, – пробормотал мальчик, переводя взгляд с чёрных глаз хищника на труп на полу. – Съел своего соседа?
Зверь потянул чёрным носом, почесал задней лапой шерстистую холку и широко зевнул, демонстрируя жёлтые острые клыки.
– И почему же ты не уснул? – спросил Фима, ему хотелось протянуть руку и погладить гиену. Она не выглядела такой уж страшной при свете дня. Но ему хватило ума этого не делать.
– Поешь, – чётко и монотонно произнёс голос в его голове.
– О нет, опять ты?! – вскрикнул мальчик, и гиена нервно мотнула головой.
– Живое. Ешь.
– Что мне есть? Падаль? Да что тебе вообще от меня…
Фима осёкся и не договорил, потому что мир в его глазах сделался лиловым. Теперь перед ним стоял не зверь, а оболочка, через которую просвечивало сердце с ветвистым деревом вен. Сердце животного забилось чаще, прямо у мальчика на глазах и энергия живая, чистая энергия побежала по сосудам.
Жажда, голод, неизвестно откуда взявшиеся, застали Фиму врасплох. Его рот наполнился слюной, глаза выпучились, ноздри расширились.
– Иди сюда, пёсик, – проворковал мальчик, не особенно задумываясь, что учёные относят гиен к кошкообразным.
– Хорошо, – сказал голос в его голове. – Хорошо. Человек. Правильно. Человек. Замани. Поиграй.
– Иди сюда, – повторил Фима, не веря в то, что протягивает через прутья свою пухлую руку. – Давай-давай, собачка.
Гиена навострила уши, шагнула вперёд.
Дети приходили к её клетке не в первый раз. Обычно они
