Людмиле достались чуть приподнятые уголки глаз, маленький нос и темные брови – они же, только менее выраженные, перешли и к Полине.
Ей не нужно было ничего объяснять: Полина притащила из комнаты лист бумаги, пару ручек и маленький зеленый мешочек. Лист она разорвала на мелкие квадратики, дала половину маме, вторую себе, и они начали рисовать.
Рыба, солнце, молот и наковальня, дерево с большими корнями – мамины руки мелькали над бумагой быстро, умело, потому что она часто делала зарисовки будущих платьев.
Десятилетняя Полина сосредоточенно пыхтела и выводила что-то свое – ракушка, колесо, флаг на мачте корабля, цветок, пригнувшийся от ветра, – это было почти состязание, кто больше символов придумает.
Наконец, когда горка бумажек перед ними стала достаточно большой, мама сгребла их все в мешочек и перемешала.
– Так, – деловито сказала она, улыбаясь во весь рот, – хочу, чтобы завтра у нас был килограмм зефира. Повезет ли мне в этом деле? – Людмила покопалась в мешочке со всей тщательностью – и вытащила на свет робота-пастуха, пасущего кривоватую, квадратную овцу. Рисунок Полины.
Мама засмеялась:
– Кажется, мироздание намекает, что нам пора завести собственную ферму и делать органический зефир из овечьего молока.
Полина тоже несмело улыбнулась.
– Теперь ты спрашивай! – Мама протянула ей мешочек, и Полина, взяв его, надолго задумалась.
«Хочу, чтобы ты выздоровела, повезет ли мне в этом деле?» – чуть было не спросила она, но осеклась. Полина знала, что маме от этого станет еще больнее.
Вдруг она вспомнила про платье, висящее в прихожей.
– Хочу выйти замуж, – сказала девочка, словив удивленный взгляд матери. – Повезет ли мне в этом деле?
Она долго копалась в мешочке – и наконец достала бумажку.
Та была испещрена темными грубыми линиями, которые виднелись даже с обратной стороны. Она перевернула бумажку. Это был ее рисунок. Она сделала его второпях, напоследок, поддавшись порыву.
– Это… черный человек? – озадаченно спросила мама, склонив голову.
У фигурки все было черным – ноги, руки, невидимое лицо в частых нервных линиях. Просто набросок, но весьма пугающий.
– Плохой знак? – испуганно подняла глаза Полина и посмотрела маме в лицо.
– Нет, что ты! – Людмила снова заулыбалась. – Черный человек может означать все что угодно. Смотри.
Она взяла из рук Полины рисунок, надорвала в двух местах, чтобы выделить руки человечка, и обхватила ими указательный палец дочери. Получалось так, как будто Черный человек обнимает ее.
Полина засмеялась: от бумаги стало щекотно. Страх, едва дотронувшись до сердца, отступил перед светом глаз матери, которая сидела напротив и держала дочь за руку.
– С тобой все будет хорошо. С тобой все будет хорошо, – зачем-то дважды произнесла мама и крепко обхватила
