пахло рыбой, которую мать запекала вручную, сама, за несколько часов до ужина. Рыба так и осталась нетронутой и сейчас светилась розоватой податливой мякотью из-под фольги.
– Это… Кристин. Моя нейронка. Это вышло… случайно, – сглотнул Игорь. – Я… я могу показать, как она работает… Помнишь, в прошлом году я соревнование с ней выиграл…
– Я спрашиваю, что ты наделал?!
Мать абсолютно точно видела проекцию с брюнеткой несколько секунд назад – так же, как и отец.
– Арина, цыц! – отрезал Соколов-старший. – Это всего лишь безделушка. Херня от Игорька – как обычно. Правда, Игорек?
Вопрос он задал в пустоту, глядя куда-то поверх головы сына.
Игорь не мог поднять глаза на отца – но ему это было и не нужно. Он и так знал, что увидит.
Военный лишь снисходительно ухмыльнулся, словно перед ним было насекомое, и молча вышел из столовой.
– Делом займись уже, что ли, – бас отца прозвучал с порога так буднично, так обыкновенно, что от этого стало только больней.
Хлопнула входная дверь.
Арина медленно вошла в столовую и села. Потом взяла в руки приборы, положила себе кусок остывшей рыбы и начала есть.
– Он сказал тебе, что больше не придет, да? – спросил Игорь еле слышно.
Щеки Арины едва заметно блеснули от слез, когда она наклонилась над тарелкой и филигранно сплюнула на нее рыбью кость.
– Ровно сядь. – Мать продолжила есть, как будто ничего не случилось.
В столовой мерно тикали часы, и только полукруглые следы от ногтей кричали с руки матери.
Игорь не мог перестать смотреть на эти отметины – и сел наконец ровно.
В следующий раз – и в последний – он видел отца не так отчетливо: сквозь прокуренный воздух камеры военного изолятора.
Александр Петрович вошел, быстро пожал руки тем, кто допрашивал Игоря, а потом склонился и с высоты своего огромного роста что-то забормотал на ухо лысеющему коротышке без галстука. Гудели лампы под потолком, но и их звука было достаточно, чтобы заглушить монотонный шепот Александра Петровича. Иногда Соколов-старший лениво отмахивался от конвойного солдатика, как от назойливой мухи, – тот все пытался вывести его из камеры.
Игорь плохо различал лица людей, потому что к тому моменту не спал почти двое суток. Но даже спустя годы он все равно помнил запах отца в то утро – одуряющая смесь древесного угля с какими-то холодными, почти шаманскими травами. Запах вызывал в нем чувство почти религиозной покорности и в то же время яростный протест, желание раскрыть пошире окна и продышаться – а лучше выпрыгнуть в одно из них.
– Так-с, значит, Игорь Александрович. Новые детали появились. Давно вы планировали взлом? Кто-то поделился с вами данными? – добродушно спросил коротышка от дверей.
Еще один военный – угрюмый, светлобородый, с татуировкой скорпиона на тыльной стороне ладони – подошел и грохнул
