Глядя на Егора, отозвался он. – Ничего страшного. Он перестанет.
– Он ведь был там. Со своей бедовой Настей.
– Она не моя.
– Ты был на театральной? – Спросил отец.
– Заколебали уже. Меня там не было.
– Если не там, то где? – Допытывалась мать.
– С Чадом резался в киберпанк и в покер.
– По глазам вижу: врет. – Мать поспешила на кухню к подгоравшим свиным котлетам.
Егор принюхался:
– Ну вот, опять…
– Зайди в гостиную.
– Я устал. – Попытался увильнуть Егор. – Глаза слипаются. С ног валюсь.
– Не развалишься.
Понурый Егор последовал за отцом.
17
У окна на столе пылилась Уиджи. По телевизору шла «Касабланка».
– Как по заказу. – Покосившись на экран, Егор усмехнулся.
Вадим Витальевич недоуменно посмотрел на Егора:
– Ну и как покер?
– Не мой день. – Егор вздохнул.
Отец вгляделся в угрюмое лицо Егора:
– Ты был на митинге? Только не вешай лапшу. Все равно ведь узнаю. Если не от живых, то… от других.
– Господи! – Облокотившись о колени, Егор схватился за голову. – Ну почему ты такой? А?
– Ты о чем? – Вадим Витальевич нахмурился. – Мало того, что ты конченый некромант, так еще и работаешь на пришельцев. Неужели тебе не противно?
– Свобода не снаружи, а внутри. Привыкаешь ко всему.
– Ко всему?! – Вскинулся Егор. – Ну, уж нет. Это уже за гранью.
– Хочешь жить?
– Как ты? Уволь.
– Гм… – Отец с кривой усмешкой покачал головой. – Жизнь заставит, по-другому запоешь. Возмешься за самую отвратную работу и еще «спасибо» скажешь. Это тебе не сказки Братьев Гримм. В жизни все жестко.
– Прогибаться и горбатиться на этих уродов? Ни за что. – Егор поднялся с дивана. – Мне за тебя стыдно. – Егор подошел к двери. – И горько. – Егор вышел.
18
– Мальчишка. – Вадим Витальевич вздохнул и зашагал по комнате, заложив руки за спину, глядя в пол.
От скрежета и грохота раздраженно задбребезжали оконные стекла. Поморщившись, Вадим Витальевич замер и прислушался. «Касабланку» замело белой рябью. Протяжно заревело и стихло.
– Да что же это? – Наталья Алексеевна с шумовкой застыла в дверном проеме.
– Ничего хорошего.
– Так он был на этом чертовом митинге?
– А черт его знает.
– А тогда о чем вы говорили?
– Стыдил меня. Возмущался. – Калганов криво усмехнулся.
– Вот говнюк. Неужели так трудно понять, что пришельцы – это всерьез и надолго. Надо приспосабливаться. Стерпеться.
– Он еще слишком молодой и горячий. В романтическом угаре. Со временем успокоиться. Перестанет биться головой о стену. Никуда
