и села за маленький металлический столик на улице, чтобы посчитать деньги. Там были монеты, но в основном купюры. Кто-то бросил пять долларов.
Я заработала тридцать восемь долларов за час. При хорошем раскладе в магазине я зарабатывала семьдесят пять за шесть часов.
Я умылась и пошла обратно в центр площади с пачкой денег в кармане.
Прямо на пересечении Массачусетс-авеню и улицы Джона Кеннеди меня осенило. Я резко остановилась от осознания произошедшего:
– Я могу заняться этим.
– Я могу заниматься этим каждый день, когда будет солнечно и не будет дождя.
– Если я только что заработала тридцать восемь долларов за час, я могу работать три часа и зарабатывать около ста долларов в день.
– Мне больше не нужно будет накладывать мороженое.
– Я могу сама составлять свое расписание.
– У меня не будет начальника.
– Никто не сможет меня уволить.
– Мне больше не придется работать по-настоящему.
я формально никогда и не работала.
До этого я уже имела дело с живыми статуями, хоть и недолго. В то время, когда я в течение года время от времени ходила на учебу в маленьком немецком городке Регенсбург, серьезно выпивала и работала официанткой в немецкой пивной (бесплатное пиво!), я решила увеличить свой доход с помощью бета-версии Невесты – глупой, белолицей балерины, которую я назвала Принцесса Рулетка. Я неподвижно стояла в центре круговой диаграммы, которую я нарисовала мелом на мощеной городской площади. Я разделила ее на восемь частей, в каждой из которых лежала корзинка или реквизиты. Я ждала пока прохожий положит монетку в шляпу, в этот момент я открывала глаза, она крутилась и резко падала, указывая на какую-то часть. Затем я предлагала маленький подарок (необычную монетку, конфету, старинный ключ), если, конечно, я не приземлялась на сектор «самоубийство», в случае чего я разыгрывала трагедию и убивала себя каким-нибудь оружием из реквизита. Я крутилась, останавливалась, открывала глаза, мрачно тянулась к ждущей меня бутылке с ядом, вытирала воображаемую слезу, брала бутылку, выпивала воображаемый яд, а потом в конвульсиях падала на землю. (У меня также был игрушечный пистолет.) Как только я переставала двигаться на земле, я ожидала аплодисментов, потом вставала, отряхивала свою блестящую пачку и живо возвращалась на свое место.
Представьте, будто Гарольд и Мод встречают Марселя Марсо, вот это было также эксцентрично и устрашающе. Немцы не знали, как реагировать.
Один сектор был и не подарком, и не «самоубийством». Это был «чайный сервиз», он был своего рода джекпотом. Если я приземлялась в этом месте, я хватала руку своей жертвы, приглашала сесть со мной на землю и насладиться воображаемым чаем из винтажной коллекции треснутых чашек и блюдец, которые я купила на блошином рынке. Я подумала, что это поразит каждого прохожего. Было мучительно больно видеть, что не каждый немец принимал мое приглашение выпить со мной чашечку воображаемого чая. Как так?
Мне даже не могла прийти в голову мысль, что мое комичное самоубийство посреди
