стихов, проверив в другой книге наличие папиных денег, о которых она никому не говорит, но на которые, мало ли, вернётся домой.
– Апухтин – тонкий поэт. «Пара гнедых, запряжённых с зарёю…» На стихи написан романс. Или вот, «Гадалка»: «Ну, старая, гадай иль говори. Пусть голос твой звучит мне песней похоронной…» Он рано умер, не выходя из дома…
– А – в хлебный?
– Он в другом веке, с прислугой. Наша теперь приходит иногда. У неё имя Липа. Олимпиада.
– Да? – не верит, и нет охоты говорить.
…Впереди остров Крит, туда везут группу рабов, пленённых критянами в Афинах, бросив на нижней палубе, кормят и поят. Их ждёт игра со смертью в облике быка Минотавра, на растерзание которому отдадут этих бедолаг. С тех пор, как они покинули Грецию, – смертники, и плывут навстречу гибели.
Нереальное путешествие на круизном лайнере обрывается ранним утром, как оборвался южный вечер у сопки песенкой про камбалу.
Нервная Рита:
– Вы не готовы?
– Нет-нет, мы готовы, – миролюбивая Настя.
– Какая каюта! – более нормальным тоном, – моя на шестерых. Такие гадины: водку пьют, орут, откуда-то мужики… Их усмиряла команда матросов этого парохода…
– …камбалы, – улыбка Насти.
– …ладно, давайте, чтоб никаких опозданий. Доберётесь?
– Объявило радио судовое, спикер, – Настя в этом эрудированная.
Нервная дрожь. Сандру выталкивают с великолепного корабля. Он теперь поплывёт без неё. Ей бы плыть и плыть… Обедать в ресторане, отделанном цветными витражами, отдыхать в удобной каюте. Постель ещё, как новенькая! Приятный душ…
Высохло выстиранное. Рядом комната-гладилка. Перегладив, аккуратно пакует на удивление маме, бабушке и Олимпиаде Тихоновне (с детства – Липа). А Настя, вроде, и не воспользовалась бытовыми благами. Рулон туалетной бумаги пихает в огромный чемодан, с трудом защёлкивает, стоя на коленях, подобрав юбку. Сандре неловко: как реагировать на такое? Или там, куда они едут, нет туалетной бумаги?
Её озаряет: уехала не ради мести маме и бабушке! Это не инфантильная месть. Ради корабля! Ради путешествия.
Вновь объявляют:
«Всем пассажирам, следующим на Шикотан, собраться на верхней палубе по правому борту…»
Настя глядит вверх, напомнив Галю, будто глас божий. Угрюмое лицо Сандры её удивляет.
– Куда плывёт этот пароход?
– Наверное, на Камчатку, в Петропавловск, который на Камчатке.
– Я не хочу выходить, – резкий подъём и команда: – Идём!
Но выводит их Настя коридорами и лестницами идеальной чистоты на крытую палубу, где нет танцев, но много народа. Угрюмо глядят какие-то тётеньки, от которых дух грязи, дух пьянки. Они ругаются матом. Вот оно что… Этот белый, внутри богато отделанный, блестящий медью, с мягкими диванами и дорогими коврами корабль набит какими-то бактериями, которые вспенились, выплыв на поверхность.
Открыт люк, будто люк самолёта, за которым
