руками, она воскликнула:
– Божечка, та шо ж случилось? Петро, на тебе лица нэма!
– Самогон! Самогон давай! – твердил он и молотил кружкой по столу.
– Щас, щас! – запинаясь, повторяла она, трясущимися руками достала из кладовки бутыль и плеснула в кружку.
– Себе тоже! – потребовал Петр.
– Лью! Лью! Только успокойся, милок.
Бутыль в руках Зинаиды ходила ходуном. Струя самогона лилась мимо рюмки, падала на стол и руку Петра. Он не замечал и не чувствовал этого. Боль о погибших, растерзанных в застенках гитлеровцев товарищах, и лютая ненависть к предателю Струку терзали ему душу. После второй кружки самогона стены, мебель и Зинаида поплыли перед глазами: калейдоскоп лиц живых и мертвых стремительно набирал скорость и закручивался в огромную бездонную воронку – он провалился в нее.
Очнулся Петр от боли – спазмы перехватили горло, и открыл глаза. Полоска света, сочившегося через неплотно задернутую штору, упала на лицо – это Зинаида спозаранку растопила печку и разогревала мешанку для теленка. Тряхнув головой, он, нетвердый на ногах, вышел в горницу. Его вид говорил сам за себя.
– Выпей рассольчика, Петро Иваныч. Выпей, сразу полегчает, – отложив кочергу в сторону, захлопотала вокруг него Зинаида.
Петр пил до тех пор, пока не прошли сухость в горле и дрожь в пальцах, а затем возвратился к себе в комнату. Отлежавшись, принялся приводить себя в порядок: выбрился до синевы, поменял подворотничок на гимнастерке и после завтрака, полный решимости, он направился в Особый отдел. Дежурный – им оказался Семенов – без задержек проводил в кабинет Рязанцева. Тот, несмотря на ночную поездку к линии фронта, как всегда, был подтянут и, крепко пожав руку, предложил:
– Проходи, Петр Иванович, присаживайся, почаевничаем!
– Спасибо, Павел Андреевич, я позавтракал, – отказался Петр.
– Присаживайся, присаживайся! По тебе вижу, разговор предстоит серьезный.
Петр промолчал, присел на табурет, положил на стол папку и замялся, не зная с чего начать. Рязанцева пододвинул ее к себе и, стрельнув в него испытующим взглядом, спросил:
– Изучил?
– Лучше бы не читал! До их пор тот бой у моста стоит перед глазами.
– Да-а-а, попали вы в мясорубку, – посочувствовал Рязанцев.
– Не то слово.
– А все из-за одного мерзавца. Но этого могло и не быть, если бы…
– Павел Андреевич, я не пацан! Я все понимаю! – перебил Петр и, потупив взгляд, обронил: – Извините за вчерашнее, вел себя, как последняя…
– Перестань!
– Обещаю, заднего хода не будет! Я пойду на задание!
– Другого ответа я от тебя не ожидал, – в голосе Рязанцева зазвучали теплые нотки, и суровые складки, залегшие у губ, разгладилась. Он деловито зашелестел документами, нашел лист со списком
