все вопросы она не отвечала ничего, ее посадили верхом, и четверо конных повезли ее по направлению к городу.
«Как мне быть – подумала Рита, – сейчас отвезут, должно быть, в жандармское, будет скандал, дома откроется все… что же теперь делать?»
Ночь была жгучая, темная, кони плыли шагом по густой, плотной темноте, насторожившиеся стражники с винтовками, взятыми на руку, чутко прислушивались к шороху враждебно притаившихся придорожных кустов и молчали. Рита молчала тоже.
А в это время в Мотовилихе разыгралось такое дело…
13. Под покровом ночи
Штука, которую выкинул оставшийся во дворе переодетый монахом Змей, не была особенно замысловатой. Он спрятался в кусты, подождал, пока подъехавшие жандармы соскочили с коней, и когда один из них направился в хату, а другой остался сторожить лошадей, Змей, подкравшись сзади, всадил ему в спину свой длинный, неизменный нож, потом перерезал этим же ножом подпругу седла и уздечку одной лошади, а сам подскочил к другой. Но, сообразив что-то, он вернулся к убитому, стащил с него мундир, штаны, шашку, фуражку и так стремительно умчался верхом, что даже пуля, посланная вдогонку выскочившим из хаты жандармом, не догнала его.
Возле поселка он переоделся в жандармскую форму и смело въехал на улицы Мотовилихи. Еще задолго, не доезжая до дома, где должен был быть Лбов, Змей увидел около сотни ингушей, под покровом темноты пробирающихся вперед.
«Ого!» – подумал Змей и поскакал быстрее. Чтобы не столкнуться с ингушами, он взял правее с тем, чтобы переулками подъехать к дому с другой стороны.
– Стой! – крикнул ему кто-то со стороны огородов. – Кто едет?
– Свой, – Змей спустил предохранитель револьвера.
Сквозь просвет разорванного облака упало на землю лунное пятно, и Змей разглядел целую цепь полиции, пробирающуюся к дому с другой стороны.
«Ого», – опять подумал Змей и рванул поводья. Предполагая, что за домом, вероятно, уже сидят жандармы, он соскочил с лошади, немного не доезжая, и через заборы, через какие-то сарайчики добрался до двора.
– Сейчас Лбов убьет, – сообразил он, взглянув на поблескивающий обшитый золотой тесьмой рукав своего жандармского мундира. Он постучался в дверь и крикнул негромко:
– Сашка, чур не стрелять, это я – Змей, переодетый.
Дверь распахнулась, и под пытливыми взглядами пяти насторожившихся револьверов Змей вошел в комнату.
– Ишь ты, черт, как вырядился, – сказал Лбов. – Тебя зачем принесло?
– Сашка… ведь ты пропал, – торопливо заговорил Змей, – дом окружают, с одного конца ингуши, с другой полиция – тебя предали.
– Отобьемся, – хищно блеснув глазами, крикнул Лбов.
– И не думай даже, их много – и пешие и конные… Ты вот что, – мы сейчас откроем стрельбу, а ты беги через заборы, там, возле угла, стоит оседланная лошадь – может, вырвешься.
– Нет, –
