устала – о, звезды, как же я устала! – делать то, что велено, урок я усвоила: повинуясь собственным желаниям, я обрекаю на печальную участь многих других.
Часы текли, солнце ползло к горизонту, а я так и сидела перед тем расстеленным на полу плащом. Хотелось плакать, но слезы не шли. Только вызывали головную боль, которую я пыталась пустить в дело, дабы выполнить свое невыполнимое задание.
Единственное, что мне удалось сделать к наступлению ночи, это распустить старый шов, и теперь разлохматившиеся края ткани ждали, когда я приметаю их обратно – уже с помощью золотой нити.
Я ощупала ткань и провела руками над каждым дюймом того плаща, затем попыталась вложить всю свою душу в следующую вещь – тунику из тонкого хлопка.
То ли сопротивлялась ткань, то ли чего-то не хватало, но что-то было не так, и я не могла понять, в чем же дело. Я пыталась вспомнить, как это происходило прежде, в те немногие разы, когда из-под пальцев моих выходила золотая нить.
Принесли еще один поднос с едой, а несъеденный обед унесли. Я заставила себя сделать пару глотков воды и испытала чувство вины, вспомнив, как мать пообещала мне, что постарается жить – тогда как хотелось ей лишь угаснуть и отпустить свою душу на поиски души отца.
Дверь снова закрылась – служанка, которая принесла ужин, ни разу не подняла на меня взгляда.
Я была уверена, что она обо всем докладывает королеве. Распустив швы у еще нескольких вещей из сундука, я сердито уставилась на них. Питалась неважно я и в собственном королевстве, а здесь не съела вообще ни крошки и вот теперь начала ощущать последствия такого поведения. У меня кружилась голова, невыносимо слипались глаза, я улеглась прямо на разбросанную по полу одежду и уперлась взглядом в филигранно расписанный потолок.
Что-то стукнуло по подоконнику. Я не шевельнулась. Очередная птица явилась в надежде, что я отдам ей свой нетронутый ужин.
– Солнышко, что, во имя всех треклятых звезд, ты делаешь в этом гнилом местечке?
8
Незваный гость примостился на подоконнике, свесив одну ногу вниз, и склонил голову вбок.
– Я тебя по всем лесам и долам разыскивал.
Это оказалась не птица. А жаль.
Это был волк.
– Ну? – Его глаза сверкнули из-под капюшона плаща, он быстро окинул меня оценивающим взглядом. – Тебе тут язык отрезали? Надеюсь, что нет. – Он ухмыльнулся: – Твой язычок мне нравится.
– Ты, – выдохнула я. Мое сердце наконец вспомнило, как биться.
Ухмылка расплылась в широкую улыбку:
– Я.
Я неловко отползла назад – руки поскальзывались на шелке и тонком муслине.
– Нет.
Выгнув бровь, чужак озадаченно посмотрел на меня со своего насеста.
– Нет? – Он нагнулся вперед, его плащ притягивал сияние звезд. – Что «нет»?
– Ты… это он, и ты убил его.
Тихий
