опять подхватывает меня, на этот раз очень нежно, и снова ставит на ноги.
– Отпусти меня! – кричу я, и, когда я отталкиваю его, он в самом деле отпускает меня.
Глава 29
Как вы прощаетесь?
– Как ты?
Я произношу эти слова нехотя, поскольку сейчас мы с ней не в лучших отношениях. Не то чтобы между нами всегда все было гладко, но после инцидента в душе прошлой весной дела пошли особенно скверно.
С того утра Грейс держит дистанцию. Как и я сам. И это сделало последние несколько месяцев, во время которых я приводил в порядок коллекцию виниловых дисков, учил новые птичьи крики и метал топоры, чрезвычайно скучными. Раз в месяц мы садимся на противоположных концах дивана и вместе смотрим один из моих DVD, пока она жует попкорн. И это самый лучший день месяца.
Второй хайлайт моей рутины, которая тянется как пустыня между киновечерами, это ежедневный семичасовой будильник на ее телефоне, после которого мы – хотите верьте, хотите нет – устраиваем состязание по прыжкам «ноги вместе-ноги врозь». Чаще всего я побеждаю, но время от времени мне нравится что-то менять, и я даю ей шанс.
Но это не похоже на злость – не похоже, что она зла на меня. Это что-то другое.
– Грейс? – говорю я, когда она не отвечает. Но она не отрывает глаз от книги. Собственно говоря, она, по-моему, вообще не слышит меня.
Но я все равно жду еще несколько секунд на тот случай, если я ошибаюсь.
Когда в тишине проходит минута, я прочищаю горло. Громко. И опять спрашиваю:
– Грейс, как ты?
Она молчит – что, я в этом уверен, само по себе является ответом.
Что-то с ней не так, не так весь этот день, это видно по тому, как она ведет себя. Как будто боится, что разобьется на куски, если сделает какое-то резкое движение. И, может, так и произойдет. Я не знаю.
Я видел многие грани натуры Грейс за этот год, что мы были заперты вместе.
Я видел сердитую Грейс, которая полна решимости заставить меня страдать.
Я видел напористую Грейс, которая не отступает ни на дюйм.
Я видел проказливую Грейс, которая любит создавать хаос и дискомфорт, причем максимально.
Я видел Грейс, раздираемую противоречиями и не знающую, чего она хочет и почему.
Я привык ко всем этим Грейс и готов принять любую из них. Но это… это Грустная Грейс, и я не понимаю, что с ней делать, не понимаю совсем. И совершенно не знаю, как ей помочь.
Но наверняка нельзя позволить ей вариться в своей печали. Только не на этот раз.
Поэтому вместо того, чтобы отойти, я впервые за несколько месяцев без разрешения перешагиваю через ее дурацкую клейкую ленту (если не считать своих походов к холодильнику, чтобы взять бутылку воды) и сажусь на диван рядом с ней. Она не отталкивает меня и не говорит мне отвалить, и это окончательно убеждает меня в том,
