человек – председатель, которым стал свой мужик Наум Дородов.
За весну несколько раз на телегах ездили по селу собирать семенной фонд, а потом с недоимщиков взимали налоги и с тех, кто не пожелал идти в колхоз, таких было не так уж много. Но своей единоличностью они донельзя смущали народ…
Братья Мартунины в колхоз не вступили каждый по своей причине. Екатерина больше опасалась за Егора, ведь до сих пор ходили настораживающие слухи, как высылали богатых крестьян, отбирали их дома, и от этого на душе становилось до озноба неспокойно. А вот у них в деревне чего-то с колхозом медлили и дотянули до будущей весны. И некоторые люди из-за этого непонятного опоздания даже начали думать, будто бы колхозы нужны только в избранных деревнях. И в то же время все хорошо знали, что повсеместно была объявлена сплошная коллективизация, – значит, эта напасть не обойдет их околоток. Председатель сельсовета Наметов летом ходил по дворам самолично и уговаривал людей, чтобы все самостийно записывались в колхоз.
– Это будет самым лучшим подарком к празднику Октября, – пояснял Петр Иванович. Однако бабы только посмеивались над зазывалой и шутливо отвечали:
– Дак чего нам делать в колхозе, коли мы цельной деревней живём, как единая семья, Пётр Иванович?
– Колхоз – это организация новой жизни, а семья – это ячейка, – отвечал Наметов не менее находчиво и прибавлял: – Колхоз, бабоньки, всё равно от нас никуда не уйдет, вернее, мы от него не убежим. Вот зря вы меня не слушаете, – объяснял он, сожалея.
– Типун тебе, Пётр Иванович, на язык за кликушество! – выкрикивали горластые бабы. – Тьфу-тьфу, пронеси нас господи от этой напасти, – почти шепотом прибавляли меж собой, только бы председатель не услышал.
Мужики собирались в избе-читальне, где кучками, по углам, обсуждали слухи в тех колхозах, которые уже существовали. А когда выслушивали агитацию Наметова, тотчас замирали настороженно или делали вид, будто смысл его слов до них не доходит. Как только стало ясно, что от пришествия колхоза их деревня не спасётся, Фёдор Зябликов понял, что лучше уступить властям, и про себя обречённо обронил:
«Что делать, коли так велела партия, надо вести скотину, а как больно её отрывать от себя… Говорят, колхозу она нужна, а чем детей кормить дома»?
…Ещё только снег начал таять, выбиваясь из-под сугробов светлыми ручейками, особенно там, где безудержно пригревало мартовское солнце, ещё морозец вполне держался и днём в тени, когда к бывшей глотовской усадьбе потянулись сельчане, ведя свою скотину на поводке, а кто-то вёз на телеге инвентарь. Прохор Глотов, говорят, сбежал всей семьёй, бабы его пожалели, всё-таки успел, слава богу, похоронить отца в родном селе…
Екатерина просила мужа, что пока не надо спешить сдавать коров и прочий инвентарь, может, не всё их добро сгодится колхозу.
