были слышны очень отчётливо.
– Вижу, – выплюнул ночной брат, – не повезло.
– А что? – встревожилась Арлетта.
– Это не люди. Это ватага.
– Нелюди? Мертвецы ходячие? Волколаки?
– Да нет, люди, конечно. Очень даже живые. Лодьи вверх по реке бечевой таскают. Вверх таскают, а когда эта же лодья с новым грузом вниз идёт, бывает, и грабят. А бывает, одну ватагу охранять груз нанимают, чтоб другие не ограбили.
– Разбойники, – догадалась Арлетта.
– Вроде того. По мне, лучше уж волколаки. По-
хорошему, бежать надо, да ты без меня далеко не убежишь. А из меня сейчас бегун, как из козла танцовщица. Это они расчёт получили. На пристани праздновать начали, а щас добавлять будут.
– Прямо здесь?
– Это их место. Я ещё раньше старое костровище приметил, да думал – пронесёт.
– Ты же ночной брат. Вроде свой.
– Это я в Остерберге свой. А здесь я никто и звать меня никак. Сидеть!
Слепая плясунья все-таки дёрнулась бежать, но её крепко схватили за руку, основательно придавили, усаживая на место. И откуда только силы взялись у такого покалеченного.
– Я драться умею, – выпалила Арлетта.
– Знаю. Плохо умеешь. Сидеть. Молчать. Делать то же, что и я. Я встал – ты встаёшь. Я иду – ты со мной.
– Может, не заметят?
– Заметили уже.
И верно. Фиделио захлёбывался лаем так, что не заметить его было трудно.
– Ох ты, да у нас гости!
Их было много, больше десятка. Между ветром и Арлеттой встала целая стена перегара и крепкого мужского пота. Надо всем этим витал неистребимый чесночный дух. От обступивших их ватажников несло тем градусом пьянки, когда тело наполняется неуёмной развесёлой силушкой и непременно хочется что-нибудь своротить: каменные горы, трактирную стойку или, в крайнем случае, скулу соседа.
Арлетта сделала глупое лицо и поплотнее прижалась к ночному брату, чувствуя, как сведены его мышцы. Тоже боится.
– Ты кто таков, гостенёк дорогой?
– Чего тут забыл?
– Незваный гость хуже белого свея.
– Чего вынюхиваешь, рыжая морда?
– Скоморохи мы, – робко и почтительно разъяснил ночной брат, едва не придушив рычащего Фиделио, чтобы тот, наконец, заткнулся и не раздражал и без того сердитых ватажников.
– Повозка твоя?
– Да.
– Серебро-золото везёшь? Рюха, иди, проверь.
– Щас проверим. Это мы запросто.
– Зря проходите, – уныло протянул ночной брат.
– Чего так?
– Подают плохо.
– Ой, врёшь, ой, врёшь, рыжая морда.
– Так ведь я, господа хорошие, изволите видеть, весь в лубках. Поломался. Работать не могу.
Говорит медленно, через силу, будто камни ворочает. Правда, что ли, плохо ему? Или прикидывается?
