ей и улёгся отдохнуть в повозке. Чтоб не мешать ему, ночной брат тоже перебрался на козлы. С ним ехать было веселее, потому что он рассказывал, что да как, где едут, что видно с их высокой жёрдочки. Если верить его рассказам, виды были так себе. Пустоши с торчащими из травы мелкими сосенками или заросшие кипреем пожарища с обвалившимися печными трубами. Справа вздымались сизые сосновые боры на холмах, слева широко раскинулась полная лесов и болот долина Либавы. Развилки здесь украшали гранитными валунами или выбеленными солнцем и дождём крестами-голубцами с крышей поверху. Валуны устояли, пережив все беды и войны, а вот кресты покосились, почернели, а то и вовсе попадали. Печальный край. Одно слово, запустение.
Фердинанд степенно шёл шагом, осторожно обходя лужи и рытвины. Ночной брат нахохлился, тянул себе под нос что-то вроде песни. Можно было разобрать слова:
– Только во́роны на трубах, а воро́ны на крестах…
Арлетта чувствовала, как начали мёрзнуть сжимавшие вожжи руки. Всё время хотелось спрятать их под платком. Значит, уже наступил вечер. Холодно как. Начало лета, а будто осень.
– Темно уже? – спросила она.
– Нет ещё, – вполголоса отозвался ночной брат, – сумерки.
– Ищи место, где ночевать будем.
– А чего его искать. Во-он на холме деревня.
– Живая?
– Дым из труб тянется.
Арлетта принюхалась. Верно. Слабо пахло мирным, жилым дымом.
– А сколько их, тех труб?
Ночной брат помедлил, должно быть всматриваясь.
– Три… или четыре.
– Не пустят нас на ночлег.
– Ничего. Там, кажется, пустые дома есть.
– Что это?
– Где?
Ну ясно, зрячий, вот и не слышит ничего.
– Воет кто-то. Или плачет.
– Волк? – напрягся ночной брат.
– Нет, – подумав, сказала Арлетта, – тоненько так. Как ребёнок. Только не плачет. Воет.
Высокий звук, похожий на дальний плач, несло над холмами вместе с ветром и холодным туманом.
– Не люблю я, когда воют, – пробормотал ночной брат. Видно, с волками дело уже имел.
Помолчали. Из повозки высунулся Фиделио, завертел головой, принюхиваясь. Ну, наконец-то что-то интересное. Деревня, люди… может, поесть дадут. А не дадут, так ведь и украсть можно. В кладовку, скажем, пробраться. Или в курятник, где яйца.
– Доброй ночи, тётенька, – крикнул ночной брат, – как деревня зовётся?
– Волчьи Воды, – толстым голосом отвечала местная жительница, – а вам на что?
– На ночлег принимаете?
– Принимаем. Оглоблей по темечку. Езжайте отсюда, пока целы.
От криков проснулся Бенедикт, высунулся, оглядываясь.
– М-да, – заметил ночной брат, – разруха.
– Вон туда сворачиваем, –
