style="font-size:15px;"> – Теперь я вижу, что Жанна моя дочка, у нее такой же кривой мизинец на левой руке, как и у меня.
Когда отец демобилизовался, они решили из разорённой деревни, где для него и работы то никакой не было, уехать в город. Но куда? Подумывали во Львов перебраться. Андрей Васильевич даже поехал туда на разведку, но когда на его глазах средь бела дня бандеровцы убили женщину-военнослужащую, он сразу отказался от этого плана. Катерина же заявила:
– Я поеду только туда, где есть оперный театр.
Она вообще была женщина с характером: сказала – отрезала.
Андрей Васильевич насчет оперного театра возражать не стал, а только поинтересовался:
– Куда, например?
– А хоть в Алма-Ату!
Все правильно, все сходится: в Алма-Ате оперный театр есть – раз; город за годы эвакуации стал для Катерины родным – два; опять же тепло там и фруктов навалом – три. Есть возражения? Нет возражений. Принято единогласно. Продав хатку за 13 тысяч, семья двинулась на восток начинать новую жизнь. Сначала скитались по квартирам, а потом где-то через год один знакомый устроил Катерину бухгалтером в домоуправление, где ей и предоставили ведомственную жилплощадь – ту самую комнатку в бараке, на пороге которой 19 января 1948 года Андрей Васильевич известил недоверчивую тёщу о рождении долгожданного сына.
3. Благословенное дворовое детство
Вот так получилось, что благодаря оперному театру, который на моей памяти родители посетили, может быть, раза три или четыре, я оказалась казахстанской аборигенкой. О чём ничуть не жалею. Алма-Ата – чудесный город. Вы, конечно, можете сказать: «Каждый кулик свое болото хвалит». Может быть я и кулик, но Алма-Ата совсем не болото.
Город вплотную примыкает к горам, вернее, он с трех сторон ими окружён; снег на вершинах не тает даже тогда, когда сорокаградусная жара превращает асфальт на улицах в пластилин, а землю в камень. Спасает город обилие растительности. В мае, начале июня, когда свежая, еще не пожухшая от жары зелень деревьев скрывает дома, город смотрится изумрудом в платиновой оправе величественных отрогов Заилийского Ала-Тау.
Это сейчас на склоне лет я так высокопарно воспеваю свою малую родину, мысленно глядя на нее издалека. Тогда же в раннем детстве родина ограничивалась уютным двором, образованным тремя одинаковыми деревянными бараками, выстроенными буквой «П». Внутреннее пространство между домами занимали беседки с летними кухнями, обрамлённые крохотными садиками. Между домами и садиками оставалось небольшое пространство, на котором взрослые собирались, чтобы посудачить, а детям эта площадка служила для игр. Играли также за нашим домом, то есть уже на улице Джамбула, под старыми раскидистыми дубами, а ещё на пустыре, примыкающем к основанию буквы "П".
За пустырём с высокой горки скатывалась улица Уйгурская – зимняя отрада для саночников со всех окрестностей. На горке стоял красивый купеческий дом с каменным фундаментом и резными наличниками
