ощупь сняла с ведра фанерку, зачерпнула полную кружку воды и залпом ее выпила. И только выбежав на улицу, почувствовала, что вода была какая-то не такая. Оказалось, что бабушка Варвара стирала бельё и грязную, мыльную воду поставила на то место, где обычно стояла питьевая вода. И ничего – меня даже не стошнило!
В другой раз мне повезло меньше. Мы с девчонками воровали лук и редиску на огороде, который примыкал к одному из частных домов (по преимуществу саманных развалюшек), расположенных в тылу наших трёх бараков. Хозяйка огорода, злая тётка Дуся, нас застукала за этим неправедным занятием и погналась за нами с проклятиями в наш адрес и в адрес «такой-то матери». Догнать нас ей, конечно, было слабо́, и она быстро отстала, а мы спрятались в глинобитном сарае Дусиной соседки. В сарае на земляном полу стоял зажжённый примус, а на нём огромная кастрюля с кипящим борщом. Мы присели на корточки вокруг этого примуса и притихли, потому что злая Дуся была где-то рядом. Минут через десять нам стало скучно, но покидать укрытие мы не решались. Танька сняла с кастрюли крышку, прихватив ее подолом платья, чтобы не обжечься, и бросила туда пучок ворованной редиски:
– Вкуснее будет, – прошептала она.
Мы сдавленно захихикали, а Олька авторитетно заявила:
– А я знаю, как примус накачивать.
– Подумаешь, я тоже знаю, – ответила Танька, которая никогда и ни в чём не любила уступать.
Ольга поспешила продемонстрировать свое умение, после чего за поршень взялась Татьяна.
– Дай я! Дай я! – загалдели девчонки и, отталкивая друг друга, потянулись к примусу.
Примус закачался и опрокинулся вместе с кастрюлей, борщ залил огонь и сарай наполнился густым белым паром. Мы со смехом выскочили из сарая и пустились наутёк, моментально сообразив, что за такие дела влетит посильнее, чем за лук и редиску. И только забежав за наш барак, мы поняли, что можно остановиться – кто докажет, что это наших рук дело? Возбуждение потихоньку улеглось, и тут я почувствовала, что моя левая нога горит огнём. Всё, что было ниже колена, превратилось в большой красный пузырь. Злополучный жирный борщ с редиской вылился прямо на меня, а я даже боли не почувствовала! Видно, весь мой организм был мобилизован на бегство, и отвлекаться на другие «мелочи» ему было недосуг. Когда же опасность миновала, «мелочь» заявила о себе в полный голос. Нога болела невыносимо, но идти домой я боялась – как объяснить маме, откуда ожог взялся? Я остудила ногу водой из арыка, и мы с девчонками побежали на базар.
Побежали то они, а я ковыляла следом, мучимая болью и вопросом, что врать родителям. Когда мне совсем стало плохо, я вернулась домой, незаметно проскользнула мимо бабушки в спальню и легла на кровать, так и не придумав убедительной легенды. Дальше я ничего не помню. У меня поднялась температура, и я стала бредить. Бабушка мои стоны услышала, и, увидев мою облезлую ногу, перепугалась насмерть. Побежала в техникум за папой. Папа сгрёб меня в охапку – и в больницу. Пешком. Доехать было не на чем, скорую помощь
