напоминали руки воина. Узловатые с увеличенными костяшками, но в то же время лёгкие и подвижные, они напоминали старику конечности роботов. Да и во всей фигуре чувствовалась сила. Жестокая, но контролируемая. Давно он, Готано, не видел таких людей. Давно.
Одетый в простые хлопчатобумажные брюки серого цвета, носки, рубашку, казавшиеся не совсем чистыми, он не выглядел бездомным. Часы на руке – дорогие, не японские, скорее швейцарские, и носит он их не как все. Циферблатом внутрь. По контуру пиджака Готано определил, что в кармане у человека лежит пистолет. И этот факт он воспринял, как само собой разумеющийся. Оружие никогда не интересовало старика, который за свою жизнь повидал его столько, что от одной этой мысли у него закружилась голова.
Пригладив ладонью вставшие дыбом волосы на макушке, Готано все никак не мог разобрать цвет глаз незнакомца. Мешал жёлтый свет лампы. Но, безусловно, они не были ни карими, ни серыми, как у большинства местных. Чуть раскосые. Очень похожие на глаза айнов.
Глубокий шрам, скрывающийся в щетине, пересекал всю левую щеку до квадратного подбородка. Длинные, спадающие на глаза волосы, делали его похожим на якудзу. От этих мыслей его сердце вновь судорожно сжалось, как и очко, находившееся в таком состоянии достаточно давно, не позволяя газам, скопившимся в животе, вырваться наружу.
– Ешь, – заметив дымящийся ужин, тихо произнёс мужчина, указывая пальцем на тарелку с лапшой. И старик неторопливо, чтобы гость не понял, как ему страшно, полный достоинства уселся за стол.
Взяв в руки хаси, он указал ими напротив себя. Но неожиданно увидел отрицательное покачивание головы. «Странно», – подумал Готано. А может, и нет, решил поспорить с ним его рассудок. Странно не то, что он отказался, а что не пытается даже присесть. И судя по взгляду, он ничего не боится. А ведь я могу позвать полицию. Например, бросить в окно что–нибудь. Сацу обязательно заинтересуются причиной. Как их много там внизу. «Но тебе не хочется этого делать, – ответил ему его невидимый собеседник, с которым он вечерами часами вёл беседы. – Потому, что в этом человеке есть нечто такое, чего уже нет у тебя. Чего у тебя никогда не было», – поправил его вечный оппонент.
Споря сам с собой, Готано не заметил, как его ужин, любовно приготовленный около получаса назад, исчез в его желудке. Отложив пиалу и палочки–хаси, Готано закрыл глаза, не обращая внимания на усевшегося у стены нежданного гостя, отметив про себя, что сел тот так, как садятся азиаты. И этот факт немного успокоил его.
Обращение к Будде не вызвало особых протестов у его второго «я». И через десяток минут, когда он получил одобрение своим будущим поступкам, оно растворилось в его мыслях, настолько хаотичных, что обладай незнакомец способностью их читать, его изумлению не было бы предела.
«Если это карма, – думал Готано, – то имеющая понятие бытия. Мир – это взаимосвязанные события, смысл которых раскрыть практически невозможно. Но если боги – Ками послали его ко мне, значит, так и должно быть. Значит,
