кафе, скрывая под прозрачной тканью зонта золотую прядь и ступая по лужам сапожками с высокими каблучками. Спустя мгновение она исчезла в темноте подъезда пятиэтажного дома с номером сто шесть по Фудзуми–Камагоро дори. Не дожидаясь пока вспыхнет свет в её окне, я заношу ногу над лужей, лежащей на моём пути. Очень медленно и очень осторожно, как когда–то в Сирии, когда шёл сквозь минное поле. Это долгая история, и когда–нибудь я расскажу её вам.
Меня окружают мгла и безмолвие. И хотя старая японка исчезла за углом и давно растворилась в кромешной тьме, мысли о ней не дают успокоиться нервам. Звуки её каблучков, растаявшие в шёпоте дождя, всё ещё слышатся в ушах. А сейчас, не будь я так уверен в правильности своих поступков, обязательно попросил бы у Всевышнего помощи.
Иногда мне кажется, что моё нахождение здесь бессмысленно. Как бессмысленна природа с солнцем или дождём. Весной и летом. Как бессмысленны поступки людей. И в то же время я понимаю, что именно в этой бессмысленности скрывалось нечто большее, связывающее нас в единое целое. Жизнь. Ибо она – сущность человеческого бытия. И ради жизни я сейчас здесь.
Сквозь стекло окна кафе я заметил, как сидящий за столиком мужчина поднёс к губам дымящийся кофе. Затем повернул голову в мою сторону, но я был уверен, что он не видит меня. Скорее ему хотелось взглянуть на своё отражение. Он поправил волосы лёгким движением руки. Я пристально оценил его фигуру. Всмотрелся в его лицо. Нет, его я тоже никогда раньше не видел.
В этом старом районе Токио домики настолько близко ютились друг к другу, что казались единым организмом. Жёлтые глаза кафе, оставляя на дороге пятна выходного веселья, все больше расплывались в отражении мокрого асфальта, по которому мне предстояло перейти. И если мой внутренний голос прав – то все, что мной было и будет сделано не напрасно.
И эти слова: «Ты кто?» – так и останутся просто словами. Я знал, что этот вопрос, который он выдавил из себя, вскоре растворится в пороховой гари выстрела из пистолета, вставленного себе в рот. И его глаза, почерневшие от страха, спустя мгновение потухнут навечно. Это – карма. Он понимал это, так же как и я.
Дрожь спала, и тело вновь стало чувствовать мышцы. Прояснилось сознание. Такое случается в ожидании боя. Говорят, боль души можно вылечить раскаянием. Не знаю. Хотя то, что я сделал, не очень походило на него. Стараясь отстраниться от прошлого, я ещё раз глубоко вдохнул мокрый воздух, чтобы толкнуть себя в настоящее. И ещё раз посмотрел на часы, вывернув кисть. Семь пятьдесят две после полудня. В такт движению ног бьётся моё сердце. Возмездие – в этом я видел предназначение. Но сейчас все мысли были бестолковы и глупы, ибо я знал, что жизнь обретает смысл, лишь когда рука касается пистолета.
– Я знаю, – он взвёл курок пистолета с одним патроном в стволе, – Ты – Кадзи. Ураган, который потушит пламя, утопит камень в воде. Ты – злой ветер.
Пот застилал ему глаза, и его речь напоминала слова безумца. Я видел, как он
