кристально честный рассказ в самом начале, и все ваши дальнейшие слова будут восприниматься совсем иначе. Их можно будет подать как угодно, ведь все зависит от того, с чего вы начали. Это можно сравнить с боксером, который не нарушает правил бокса на ринге, но при этом под его перчатками спрятана тяжелая гипсовая прослойка.
Можно вообще не врать – достаточно переставить события местами. Это в математике от перемены мест слагаемых сумма не меняется. В жизни все немного иначе. Любое событие может быть подобно отражению в зеркале: отражение не врет, лишь показывает все наоборот, а то, что вы в нем разглядите, зависит уже от вас.
Еще есть четвертый вариант – разрешить собеседнику соврать за тебя. Промолчать, заставить его первым высказать предположение. Люди любят обманываться, хотят верить в то, во что им выгодно верить. Это всем известный факт, но парадокс в том, что никто в этом не признается, как не признается в ковырянии пальцем у себя в ухе.
И я загружаю Аню отрепетированной ложью про Университет Ломоносова, про желание жить самостоятельной жизнью и возможностью потратить свою юность на диплом, а не на пьянки.
По ее лицу непонятно, верит ли она мне.
– Похвальное желание, – говорит она, утрамбовав услышанное у себя в голове.
Она снимает свою кожаную куртку, под ней оказывается черная водолазка, ворот которой я видел, когда мы стояли у могилы. Она задирает рукава водолазки до локтей.
– И тебя не пугает, что я вот так просто подошел к тебе, познакомился?
Аня морщит лоб:
– А с фига ли меня это должно пугать? Симпатичный парень.
– Но посреди кладбища.
– И что? – ее удивление искреннее. Я готов руку отдать на отсечение, что она говорит честно. – Посреди кладбища, и что? Люди в военных госпиталях знакомятся, на дороге, в лесу, напоровшись друг на друга.
Сердце клокочет.
– Честно говоря, у меня уже месяца четыре секса не было, – спокойно заявляет Аня.
Потом встает из-за стола, подходит ко мне. Я тоже встаю.
Она вминает грубые подошвы своих байкерских ботинок в мои пальцы, притягивается ко мне.
Она шепчет, глядя мне в глаза:
– Почему у меня такое чувство, будто я знаю тебя тысячу лет?
А почему у меня такое чувство, что рядом с ней мое проклятие успокаивается?
Ответа не будет.
Говорю:
– Не знаю. Давай разберемся.
Становится понятно, почему она согласилась войти в эту сторожку, почему проявляет инициативу первой.
С ней тоже что-то не так.
Решаю не форсировать события. Нужно дать голодному организму успокоиться.
– Аня, давай чуть позже. Там чайник вскипел.
Она смотрит на меня, как на конченого идиота.
– Ты забыл включать чайник.
И вправду, звука горящей конфорки за спиной не слышно, а звука свистящего чайника не слышно подавно.
Почему у нее такое
