до приезда молодой жены и после ее отъезда? – продолжали антипатриоты, скрежеща зубами. – Напряженнейшим литературным трудом». Пишет один за другим рассказы, начинает повесть, обдумывает серию романов «Люби революцию» и мечет свои сочинения из окопа в Москву: одно – Константину Федину, другое – Борису Лавреневу, третье – известному тогда литературоведу Леониду Ивановичу Тимофееву. И, конечно, много читает, притом не только классику («Жизнь Матвея Кожемякина», например), но и следит за журнальными новинками, жаждет откликнуться на них. Так, совсем было собрался послать «приветственное письмо» А. Крону по поводу его пьесы «Глубокая разведка» в сентябрьской книжке «Нового мира» за 43-й год, да, видно, не смог оторваться от рукописи собственного романа. По прочтении «Василия Теркина» сообщил жене: «Как-нибудь черкну Твардовскому одобрительное письмо». Остается невыясненным, сподобился ли Александр Трифонович этой чести.
Все это понуждает несколько усомниться как во фронтовом героизме, так и в качестве патриотизма Александра Исаевича.
А между тем С. Говорухин и В. Распутин произносят имя Солженицына только в сочетании со словом «патриот». Я спрашиваю их: «Писатель, который глумится над Зоей Космодемьянской и восхищается делами в нашем тылу румынского диверсанта, называя его героем, – патриот?» – «Патриот!» – решительно отвечают они. «Офицер, который поносит полководцев Отечественной войны и обеляет предателя Власова, восхищается им: «Настоящая фигура!» – патриот?» – «Патриот!» – радостно восклицают они. «Гражданин, который грозит родной стране атомной бомбой Трумэна, а потом призывает американцев как можно больше и глубже вмешиваться в русские дела, – патриот?» – «Патриот!» – согласно крякают они. «Участник войны, который заявляет, что мы не победили немцев умением и храбростью, а забросали их своими трупами, – патриот?» – «Патриот!» – смело шамкают они. «Человек, который давно призывал президента разогнать парламент, а потом назвал его расстрел «естественным и закономерным шагом», – патриот?» Тут Говорухин поперхнулся и прикусил все-таки язык. А Распутин и тут как заводной: «Господин Искариотов патриот из патриотов…» Ну, больше вопросов у меня к Распутину нет…
«Цифры надо помнить», – находясь уже в Америке, сказал математик Солженицын. Верно. Однако сам, как видим, весьма вольно обращается и с цифрами, и с фактами собственной биографии, а строг к ним только в жизни чужой. Так, желая уличить своего бывшего друга хирурга К. Симоняна в военной некомпетентности, тыкал ему в нос, что тот «лишь в 43-м году попал работать во фронтовой госпиталь» и что, таким образом, стаж для военных суждений у Симоняна получается несколько коротковат. Поразительное дело! Во-первых, врачу вовсе не обязательно быть докой по военной части, это долг боевых офицеров, одним из коих рисует себя Солженицын. А главное, ведь у самого-то, как мы убедились, фронтовой стаж ничуть не длиннее – с того же 43-го. Да и военная профессия не так уж сильно превосходила боевитостью профессию
