удобно было бы. В таких местах, на распутье дорог, запирали самых отъявленных преступников. Их запирали и подвешивали в клетках высоко над землей, словно безвольных птиц, чтобы те потом расплачивались за свои злодеяния, умирали долго и мучительно. Здесь они гнили заживо: под палящими лучами солнца, под проливными дождями, в лютые зимние морозы без еды и питья. Такова доля лихая.
В одной из клеток на молодую путешественницу смотрел с ухмылкой разбойничьего вида мужик, с кривым глазом и со шрамом на лице, оставленным вероятнее всего буйным клинком. Во второй клетке, на соседней ветке, кокетливо накручивала длинный волос на указательный палец красивая русалка, самого настоящего человеческого облика, со стройными и бесстыдно голыми ногами. В третьей же клетке лежал и испускал смрад высохший труп неопределенной наружности. «Жаль, что я с собой не прихватила одного полоумного выродка, вот как раз место для него освободилось, – подумала Алеся».
– Ну что ты уставилась на нас, простодыра? – заговорил разбойничьего вида здоровенный детина. – Не хошь махнуться местами?
– С какой это стати? – возмутилась Алеся.
– Да с такой, что в розыске ты, красавица, – подключилась русалка, – и одёжа на тебе нищенская, и личико твое, как на портрете цацном. Выручим друг дружку, а? Я те свою жилеточку кожаную и рубаху суконную, а ты выпустишь меня отсюда. Ну как, годится? – сделала заманчивое предложение русалка. Если не считать отсутствие штанов, то вид русалки был вполне неплох. Зеленая длинная рубаха с пояском закрывала срамные места, но не была достаточно длинной, как платье к примеру, и при любом порыве ветра могла обнажить всё сокровенное. Жилетка сидела на ней безупречно и подчеркивала стройность фигуры. Вот если бы добавить к образу узкие штаны, то внешне русалка похожа была бы на лучниц из племён ольховичей, что обитали на Холодных торфяниках. Алеське нравился такой наряд: и на коне удобно скакать, и по лесу бежать, и через забор прыгать – но, только, если к этому виду добавить штаны.
– Выпусти нас отсюда, голодранка! – вновь заговорил разбойник, но уже не так весело, как в первый раз. Отребье, жизнь которого заключалась в грабежах и разбоях посреди белого дня на дорогах, негодовало и нервничало. Он продолжал выкидывать гневные реплики, а Алеська призадумалась, глядя сначала на его штаны, а затем на жилетку и рубаху русалки, которая, в свою очередь, жестом осадила разбойника. Алеська помнила, что русалки являлись довольно мирными созданиями, но, если русалка попадала в клетку, значит за дело. Такое случалось, что из-за неразделенных чувств русалка могла мстить, без разбору завлекала прелестным голосом зазевавшихся глупых мужиков в свои сети, потом впивалась в них острыми зубами и кровь выпивала всю без остатка. Поэтому договариваться с ней было рискованно, как и пристально смотреть в ее прелестные глаза – разум поначалу мог помутиться, а потом тело становилось уже не твоим. Оно было в ее власти. Алеська смогла найти в себе силы отвести взгляд в сторону,
