сусалам смазать не могу.
Наволадожские девки и бабы, работавшие на огороде уже с неделю, стали хихикать и перешептываться между собой. Наконец одна пожилая баба произнесла:
– Дура ты, девка-то, вот что… Своей выгоды не понимаешь. Ему потрафить, так из него можно веревки вить – вот он какой.
– Зачем? Зачем, Домнушка, такие слова? Арина у нас девушка небалованая, – встрепенулась Акулина. – Она себя соблюдает.
– И, мать! Соблюдением здесь в Питере ничего не возьмешь. Опять скажу: дура девка.
– Учи, учи еще! – вспыхнула Акулина.
– А то что же?.. – продолжала Домна. – В прошлом году он вот также на одну вашу боровичскую распалился, так та его, не будь глупа, кругом обошла. Он ей и ситцу, и сапоги, и миткалю на рубахи, да, окроме того, пропил с ней рублей двадцать. Клавдией звать. Может, знаешь.
– Мало ли у нас в Боровичском есть путаных девок, а Арина не таковская.
– Первое время все не таковские, – улыбалась Домна.
– Нет, уж ты, милая, так не разговаривай. Нехорошо так.
– О! Не за королевича ли свою землячку замуж прочишь?
– Не за королевича… Какой тут королевич! А просто нехорошо безобразные речи говорить.
– А чем они безобразные? Уж коли голь, коли в поденщину за пятиалтынный пошла…
– Ну, молчи, а то ведь я и глаза выцарапаю!
– Ого! Ну что ж, выцарапать-то мы и сами тебе сумеем.
Домна вскочила с корточек на ноги и даже подбоченилась, стоя около парника. Акулина тоже приготовилась сцепиться с товаркой.
– Брысь! Чего вы, долгогривые! – махнул на них рукой Спиридон. – Вишь, что выдумали: царапаться! У нас хозяин драки не любит.
Перебранка умолкла. Акулина отошла с Ариной в сторону и стала шушукаться.
– Я боюсь, Акулинушка, теперь в избу идти, – начала Арина. – Он там опять начнет приставать. Он там один.
– Да и не ходи. Что это, в самом деле! – отвечала Акулина.
– А вдруг он звать начнет? Ведь он хозяин.
Акулина сначала растерялась, но потом нашлась:
– Хозяин, да не на это. Не на целованье он хозяин.
– Деньги-то он дал мне на посылку в деревню, а теперь попрекает.
– Отдай, отдай ему деньги. Коли заживешь их, тогда у него и возьмешь, а теперь отдай. Не нужно брать вперед, коли он озорник такой.
– Да ведь у тятеньки-то с маменькой в деревне теперь очень нудно, Акулинушка.
– Мало ли, что нудно! Как-нибудь перебьются. Потом пошлешь.
– Очень ведь просили, Акулинушка, когда я уезжала.
– Да что ты, матка, какие слова! Нешто это можно! – крикнула на Арину Акулина. – Отдай, отдай, а то иначе нехорошо. Ведь он в этих смыслах и дал, чтобы ты вот от него… не артачилась.
– А может быть, и обойдется? Может быть, и забудет? Ведь это он потому сегодня ко мне приставать стал, что вот я в стряпках и при нем была, а завтра в стряпках другая будет, так, может
