характер.
А Климанов стал Палычем после одного памятного случая. В тот день он, как и прежде, ходил третьим с Евстафьевым и Мартыновым, к которым был прикреплен на время стажировки. За смену они приволокли в отделение надравшегося вусмерть алкаша, задержали спекулянтку, торговавшую из-под полы водкой (тогда, в девяностом, сорокаградусная продавалась строго по талонам), да под конец дежурства взяли двоих работяг, распивавших портвейн прямо на детской площадке.
В восемь вечера, как и положено, патрульные вернулись в отделение – сдать пистолеты и только-только поступившие на вооружение резиновые палки, прозванные “демократизаторами”. Стволы, разумеется, были только у Евстафьева и Мартынова, а их стажер пока что удостаивался на службе лишь рации.
В дежурке, как всегда в это время, было не протолкнуться. Кроме сдававших смену постовых, возле пульта листал КУСП5 начальник розыска, тут же вальяжно прохаживался замполит, с добродушным снисхождением озирая привычную людскую суету.
– Ну, как день прошел? – с нарочитым отеческим участием обратился он к новичку.
– Отлично! – бодро отрапортовал Климанов и, напустив на себя вид бывалого служаки, добавил: – Четыре “палки” за смену срубили!
– Четыре “палки”?! – заместитель начальника отделения недоуменно глянул на стажера округлившимися глазами.
– Ага. Двоих за распитие взяли, одного в трезвяк сдали и бабку еще за незаконную торговлю оформили…
В следующий миг дежурка содрогнулась от хохота. Словно нестройный разноголосый хор, гоготали постовые, не удержавшись, по-школярски прыснул в кулак замполит, а начальник розыска и вовсе согнулся пополам, захлебываясь безудержным смехом.
– Ну, ты выдал! – наконец произнес он отдышавшись. – Ну, герой! Ну, палочник, ядри тебя налево!
Уже потом Климанову объяснили, что “палками” на милицейском жаргоне именуются исключительно раскрытые преступления, а задержания за мелкие нарушения, навроде сегодняшних, называются “административкой”. Но, как говорится, слово не воробей: с этого дня Леху стали звать “Палочником”, чуть позже сократив до “Палыча”, в унисон отчеству новичка. С годами та давняя история забылась, а прозвище осталось, кочуя за милиционером и в районный отдел вневедомственной охраны, куда он перевелся из отделения, и потом, в нынешнюю контору. Правда, теперь уже Климанова величают Палычем из уважения к погонам и возрасту, и только Диденко, когда в чем-то хочет попрекнуть давнишнего приятеля, произносит это слово с давней, насмешливой интонацией.
Самого же Диденко никто не называл иначе, чем Дедом или Петровичем. Величали его так почтительно еще тогда, в далеком девяностом, хотя в ту пору ему едва стукнуло тридцать. Он был единственный, кого никогда не вызывали к себе ни начальник отделения, ни зам по розыску, а приходили к сыщику сами, в его тесный прокуренный кабинет. Невозможно было представить, чтобы кто-нибудь из руководства повысил на него голос или обратился к нему по фамилии, как к большинству оперов.
