в последний раз? – бесцветные глаза за тонкой оправой холодно прищурились. – И, пожалуйста, не называй меня Стасом. Мы несколько выросли из ясельного возраста. Я же не кличу тебя Есиком, или Сусликом или…
Заходящий на посадку самолет заглушил последние слова. Тот, кого назвали Есиком, рассеянно вглядывался в небо, изредка отмахиваясь от назойливых насекомых.
– А мне нравилось, когда меня так бабушка называла. Все лучше, чем «Евстигней».
– И тем не менее. Себя называй как хочешь, а ко мне, будь любезен, обращайся, как положено.
Его брат поднял руки, показывая, что сдается.
– Хорошо, Аристарх Феофанович. Как скажете. Ты адвокат, тебе виднее. И все же комары летом – это естественный ход событий.
– Для дикарей, может быть. Только в моем доме, в моем кабинете нет ни комаров, ни прочей фауны.
– Да в твоем кабинете вообще никого живого нет. Включая тебя.
– Что ты несешь?
Парашютист примирительно похлопал брата по плечу.
– Прости, не хотел тебя задеть.
– А у тебя и не получится, – холодно заметил Аристарх, осматривая плечо – не остались ли масляные следы на дорогом пиджаке. – Безответственные люди вызывают у меня лишь чувство досады. Не более того.
– То есть я тебя раздражаю?
– Как и всякий, кто тратит мое время попусту, – Аристарх досадливо отмахнулся от новой атаки комариной стаи. – Лучше скажи зачем ты заманил меня в эту глухомань?
– Двадцать километров от Москвы ты называешь глухоманью?
– Прибавь еще двадцать, сделанных по городу, – сухие губы раздраженно сжались. – При нынешних пробках это практически полтора часа выброшенного времени.
– Не злись, – испачканная в машинном масле рука снова потянулась к дорогому пиджаку.
– Надеюсь, ты не собираешься опять до меня дотронуться? – бросил он, привычно уклоняясь от объятий.
Широкая ладонь застыла в воздухе.
– Нет. Конечно, нет. Просто хотел тебе сделать подарок.
– С какой стати?
Озорные глаза подернулись дымкой.
– Разве для того, чтобы сделать подарок близкому человеку, нужен повод?
– Разумеется, – Аристарх кинул на брата откровенно неприязненный взгляд. – Как минимум, это не ставит одариваемого в неудобное положение.
Евстигней снова рассмеялся, хотя глаза, по-прежнему, оставались грустными.
– Брось, – сорвав кремовую головку клевера, он прикрыл глаза и шумно втянул сладковатый аромат. – Оставь свои допотопные условности, снимай костюм и иди за мной.
Последовала долгая пауза.
– Прости? – на этот раз адвокат ничего не изображал, он действительно был потрясен. – Я не ослышался – ты хочешь, чтобы я снял костюм?
– Да. И прыгнул вместе со мной.
